Охота на «крота» - [17]

Он вышел и некоторое время отсутствовал. Вернулся он со стаканом чаю. Я почувствовал запах мяты. Тогда я заговорил:

— Я пришел к Абу Сейфу за помощью.

— Больше никакой лжи, — отрезал он. — Абу Сейф мертв. Убит. И из того, что мне известно, получается, что убил его ты. Ты ведь не убивал его?

— Нет.

— Ты — его убийца, не так ли?

— Да.

— А, — протянул мужчина. — Ну наконец-то. В этом главная проблема пытки: как понять, что человек говорит правду?

— Пожалуйста, — взмолился я. — Пожалуйста, выслушайте меня.

Он отхлебнул чай и никак не отреагировал. Я начал всхлипывать.

— Пожалуйста… пожалуйста… — Я продолжал повторять эти слова, пока они не утратили для меня своего значения.

— Люди скажут что угодно, лишь бы боль прекратилась, — сказал хромой. — Все. Если есть время, то полученную информацию можно проверить, посмотреть документы. Но если нет ни информации, ни документов, как можно определить, что правда, а что нет? В таком случае боль становится единственным мерилом истины. Боль да еще чутье следователя.

— Пожалуйста… выслушайте.

— Но ты понимаешь, что можешь угодить в еще одну ловушку. Наступает момент, когда следователь не верит уже ничему, если это не следствие боли. Ничему. Как ты думаешь, я тебе сейчас верю?

В пальцах стало покалывать, возникло болезненное ощущение, как это бывает после долгого онемения. Я лежал неподвижно и как мог пытался направить всю оставшуюся энергию в руки, чтобы можно было пошевелить пальцами.

На улице послышался звук подъезжающей машины. Дверь в магазин отворилась, и вошла женщина. Теперь на ней были голубые джинсы, кроссовки и что-то вроде рабочей блузы, а голову и шею прикрывал черный хиджаб. Она положила сумочку на прилавок, как будто ей предстояла обычная рабочая смена.

Они с незнакомцем пару минут переговаривались на испанском. Свет у меня над головой погас, а галогенная лампа снова светила мне в лицо, как солнце из черноты космоса. Но больше ничего не произошло. Они продолжали разговаривать. В магазине снова открылась входная дверь, значит, там кто-то оставался. Я слышал, как заработал двигатель и как звук становился все слабее и слабее, по мере того как автомобиль отъезжал. Кто-то прошел в дальнюю комнату и поставил кипятить воду. Ритуал пытки возобновится довольно скоро, но они заставят меня ждать его и постоянно думать о том, что это вот-вот начнется.

Глава 9

Когда понимаешь, что ты — покойник, уже ничто не сдерживает. Врач своими разговорами пытался зажечь во мне слабый огонек. Пока он говорил, я вел себя очень осторожно. Но я знал, что мне крышка. И моя уверенность в этом перевешивала все то, что он пытался мне внушить. Сейчас у меня было только одно представление о рае: я хотел взять то ружье и с большим удовольствием нажать на спусковой крючок. Вероятно, там больше не было патронов. Может, поэтому его и оставили на мешке с этими чертовыми фисташками, где-то там, в темноте. Наверное, его здесь вообще не было. Его могли забрать, когда я отрубился. Может, мне вообще не удастся вспомнить, где оно находится. Как знать? И кому до этого какое дело? Если мне пришел конец, то я и так уже получил по полной программе. Свобода была лишь другой формой фразы: «Мне нечего терять». И после разговора с врачом я чувствовал себя абсолютно свободным.

Из соседней комнаты донесся стон. Стонала женщина. Я задрожал. Что бы она там ни делала, я надеялся, что это займет ее на некоторое время.

Лицо и плечи заскользили по полу, когда я попытался, отталкиваясь ногами, продвинуться в сторону ружья, которое, как мне казалось, находится где-то слева от меня. Слишком медленно. Я перекатился так, что шина оказалась у меня под поясницей. Вспышка света, острая, слепящая боль. Но я продолжал двигаться. Я изо всех сил отталкивался ногами, и мне удалось передвигаться быстрее. Еще быстрее! Неожиданно я уткнулся лицом в пеньковую ткань мешка и вдохнул какие-то специи, похожие на истолченный в муку огонь. Я давился и кашлял, но удержался от падения и остался стоять на коленях. Затем, чуть повернувшись, я наткнулся на другой мешок. Еще один удушающий порошок. Потом фимиам. Щекой я почувствовал холод вороненой стали.

Внезапно зажегся верхний свет. Она шла из дальней комнаты. Пускай идет. Пусть подойдет поближе. Совсем близко. Опускаясь, я согнулся над мешком. Шина, облепившая меня вокруг живота, погрузилась в рассыпавшееся содержимое мешков. Я не ожидал такого поворота событий, но это спасло меня. Теперь у меня была точка опоры. Ружье оказалось подо мной, дуло направлено в сторону комнаты. Я согнулся над ним, погружая шину еще глубже в мягкое содержимое мешка, чтобы было удобнее взяться за ружье. Вот и спусковой крючок. Ружье ожило — горячий ствол упал мне на ноги, в ушах зазвенело. Я постарался, насколько позволяла шина, согнуться, ожидая, что меня забьют до смерти. Но ничего не произошло. Я встал и осмотрелся.

Она лежала на полу. Выстрел, как укус огромной акулы, вырвал большой кусок у нее в боку, кости правой руки почти полностью обнажились. Кровь и куски плоти забрызгали белые мешки с крупой, стоявшие у противоположной стены. Из-под разорванной рабочей блузы виднелась длинная белая обнаженная нога, спина неестественно изогнулась. Пару секунд женщина дрожала и извивалась в агонии, потом затихла и умерла. Ее платок, застегнутый под подбородком, намок от крови, текшей изо рта и из носа.