Охота на героя - [3]

Что ж, значит, все в порядке.

Человек откинулся в кресле, закрыл глаза и улыбнулся краешком рта.

Отлично!

Жизнь продолжалась.

2

Узник в камере, что располагалась справа по коридору, снова захохотал. Он хохотал так вот уже вторую неделю, а до этого все умолял старого Варна, хранителя тюремных подземелий, освободить его. Властелин, разумеется, никогда даже не допускал подобной мысли в свою старую плешивую голову. Еще никто, попавший в его каменное царство с вечно капающей с потолков водой, — никто никогда не возвращался на волю!.. — кроме Черного, но даже и иномирянин снова оказался здесь. Кое-кому хотелось верить, что теперь-то уж — насовсем, хотя сам бессмертный так не считал.

Его тело прибили к стене толстыми металлическими гвоздями с широкими шляпками, заостренными по краям, так что при любом движении они резали кожу. Варн почти не кормил его, прекрасно зная, что уж этот-то пленник с голодухи не помрет.

Никогда.

Это слово пульсировало в сознании узника, как огромное палящее солнце.

Никогда не вырваться отсюда. Вечно висеть на цепях, изнывая от голода.

Бессмертный предпочитал по-другому использовать свое «никогда». Никогда не сдаваться. Ждать. И верить. Жаль только, что времени у Черного было маловато — где-то там, наверху, остались еще незавершенные дела, требующие его участия.

Но выше головы не прыгнешь. И поэтому он ждал, черпая откуда-то новые силы, чтобы терпеть.

В соседней камере снова раздался дикий звериный хохот.

3

Эльтдон откинул со лба прядь влажных волос и в очередной раз воззвал к Создателю, умоляя прекратить это невыносимо долгое странствие. Ничего, разумеется, не изменилось. Стрекоза стремительно летела над морем — вот уже которую неделю над все тем же неизменным и нескончаемым морем. Астролог устало вздохнул и закрыл глаза.

Граттон (так звали гнома-меганеврера) умело правил насекомым и изредка выкрикивал десятистрочные тэнгары — белые стихи, считавшиеся вершиной гномьей поэзии. Часть тэнгаров летун сочинил сам, часть — выучил на память из книжицы, что обнаружилась в его дорожной суме. Граттон, как выяснилось в первые же дни путешествия, был непризнанным поэтом, а в армию пошел только потому, что на этом настояла мама, занимавшая в дэноге (то бишь клане), к которому принадлежал Граттон, очень высокое положение. Подчинившись родительскому произволу, меганеврер не оставил надежды прославиться на литературной ниве и потому всякую свободную минуту либо посвящал изучению культурных сокровищ, созданных его предшественниками, либо силился сам сотворить нечто стоящее. К сожалению Граттона, как раз свободных минут за последние несколько ткарнов у него было очень и очень мало, поэтому в неожиданно выпавшую возможность избавиться от обрыдлой профессии он вцепился клещом. Пожалуй, из всей троицы — Эльтдона, гнома и стрекозы — именно гном получал самое большое удовольствие от путешествия. Граттону уже удалось настрочить целый ворох тэнгаров собственного сочинения, и теперь летун проверял их на своем нечаянном пассажире.

«Еще чуть-чуть — и я его убью», — подумал Эльтдон. Он мысленно окинул весь тот путь, который они преодолели, и содрогнулся.

всплеск памяти

На то, чтобы добраться до побережья, у них ушло около двух недель. Потом еще около двух месяцев они летели вдоль берега. Граттон делал все возможное, но стрекоза, как казалось эльфу, летела недостаточно быстро. По крайней мере, его мысли неслись значительно быстрее.

Потом они покинули землю — теперь приходилось лететь еще медленнее, чем раньше. Часто Граттон заставлял насекомое зависать над самой поверхностью моря и, закидывая удочку, ловил рыбу. Эльтдон очень переживал, что им приходится задерживаться, но ничего поделать было нельзя. И, кроме всего прочего, эльф страшно волновался за стрекозу — как она выдержит этот перелет, ведь на нее-то возлагалась огромная нагрузка. Граттон, как мог, успокаивал астролога, но было заметно, что гном и сам волнуется.

Ели то, что удавалось поймать. Меганевра тоже в основном питалась рыбой, выловленной и подаваемой ей хозяевами на длинном шесте — тарре, да еще изредка схватывала выскакивающих из воды рыб-летучек. Дабы давать отдых крыльям, стрекоза иногда прекращала яростно взбивать ими воздух и пыталась парить.

Больше всего Граттон опасался шторма. Как он однажды признался Эльтдону, сильный шторм просто швырнет насекомое с пассажирами в волны, а уж там-то найдутся охотники полакомиться диковинным угощением. Астролог промолчал, но на ум ему внезапно пришла эльфийская поговорка: «Не говори „лихо“, а то отзовется».

4

Горизонт на востоке очертился слабой серой полосой. Эльф молча тронул гнома за локоть и указал рукой туда, где появилась эта полоска. Летун посмотрел, рывком обернулся и проорал, перекрикивая гул ветра: «Сколько нам еще до земли по твоим подсчетам?»

Каждую ночь астролог всматривался в звездные огоньки на черном бархате неба и пытался определить расстояние до Срединного континента. Вчера ему показалось, что послезавтра, то бишь уже завтра, они будут у берегов. Дай-то Создатель!

Серая полоса расширялась, наливаясь грозной силой.

— Полдня! — прокричал эльф. — Что это?