Охота на Бугимена - [74]

Так почему же детектив говорит так уверенно?

– Ну ладно, колись. Чего недоговариваешь? – не выдержав, спросил я.

Он оторвал зубами здоровенный кусок чиабатты и показал на свой рот: мол, не могу. Я рассмеялся и предпринял еще попытку:

– Что ж, подожду, пока жевать перестанешь.

– Мы уже дважды его почти поймали. – Он наклонился ко мне, допив оставшееся пиво. – В следующий раз точно возьмем. Если будет следующий раз.

– Дважды? – смешался я. – В тот вечер, когда офицера покусала собака…

– То был первый раз.

– А второй?

– В начале декабря. Двое моих людей загнали его в угол на заднем дворе одного дома, но ему снова удалось уйти. Он как поганый Гудини.

– И вы полагаете, что это был он?

– Точно.

– Откуда такая уверенность?

Харпер показал официантке рукой: еще пива.

– Только никому, ладно?

– Само собой.

– А с подружкой-репортершей обещаешь не делиться?

Помолчав, я ответил:

– Даю слово.

– Этот козел был в маске. Клянусь своим полицейским жетоном, это был он.

9

Парковку перед рестораном припорошило снегом; глянув мельком на фонари, я убедился, что официантка не зря предупредила нас несколько минут назад: снегопад усиливается. Усилился и ветер – он пробирался под воротник моей легкой курточки, шаря ледяными пальцами по всей спине. Когда мы подошли к седану Харпера – машине без опознавательных знаков, – я обернулся и увидел две цепочки следов на снегу. Это почему-то придало мне отваги, которой не хватало весь вечер.

– Хорошо посидели, Рич. – Харпер выудил ключи из кармана. – Отличный ужин. Давай как-нибудь еще…

– Что же ты не договариваешь? – оборвал я его.

Он удивленно поднял глаза.

– Прости, Лайл, но ведь явно есть что-то еще, да?

Харпер посмотрел на меня долгим взглядом; снежинки обеляли его коротко стриженные волосы и тут же таяли. Потом он решился:

– Не под запись?

– Обещаю.

– Ладно, хер с ним, все равно «Балтимор Сан» скоро повсюду раструбит… Кто-то проболтался их репортеру, но мы убедили владельцев газеты придержать информацию до апреля.

– Никому ни слова не скажу, обещаю.

– У нас есть его ДНК.

У меня челюсть отпала:

– Что? Как это получилось?

– Мы нашли кровавый след на кладбищенском надгробье, и еще один на хэллоуинском костюме Кэссиди Берч. Оба принадлежат одному человеку, и это не Кэссиди.

– Но это же… отличные новости! – Я едва сдерживал радость.

Харпер кивнул, хищно прищурившись.

– Сукин сын наконец-то промахнулся.

10

Когда я выезжал с парковки ресторана «Джованниз», часы показывали двадцать минут десятого, было снежно и ветрено. Синоптик на «Рок-98» сообщила, что ситуация на дорогах ухудшается с каждой минутой. Я уже видел несколько проехавших мимо снегоуборщиков, и это поставило здравость моего следующего решения под вопрос. Вместо того чтобы повернуть налево и поехать на запад, домой к Каре, я, повернув два раза направо, оказался на скользком холме на Эджвуд-роуд. Пять минут спустя я остановился на въезде в Тупело-корт, через дорогу от родительского дома, и выключил фары.

Глядя на прямоугольники золотистого света, льющегося из окон цокольного этажа, я представил родителей, сидящих там, в уюте и тепле. Отец, наверное, развалился в мягком кресле со шпионским романом на коленях, по телевизору фоном – детективный сериал; мама уютно угнездилась в собственном кресле, пробегает глазами строчки последнего выпуска «Ридерз Дайджест» или штопает дырку в отцовской рабочей рубахе. Между ними на газетном столике – тарелка с крекерами, сыром или нарезанными яблочками. А может, две пустые чашки из-под мороженого – они ведь оба сладкоежки. В десять, когда сериал закончится, родители выключат телевизор, проверят замки на дверях и отправятся наверх, укладываться спать. Дверь в мою спальню останется открытой, в комнате – тишина и темнота.

Мимо прогрохотала снегоуборочная машина, поливая светом фар клубящуюся тьму, – будто доисторическое чудище промчалось. Я проводил машину взглядом, пока задние габариты не исчезли в снежной пелене за поворотом на Седар-драйв, а мысли мои улетели в тот далекий зимний вечер, когда я, пятнадцатилетний, остался на холме, чтобы еще разик слететь вниз на новеньких санках. Я уже миллион лет не вспоминал про тот вечер, а странно – ведь вершина холма, на котором я остановился, едва увидев в отдалении собственный дом, находилась так близко от площадки, где у основания горки нашли труп Кейси Робинсон.

«В сущности, я был прав, – размышлял я, глядя на дом номер девятьсот двадцать на Хансон-роуд. – Все изменилось после того вечера. Мир изменился – вырос, – и тут ничего не поделаешь. Все мы выросли, разъехались, потеряли связи».

Сидя в одиночестве в машине с болью в сердце и чувствуя, как слезы пощипывают в уголках глаз, я мечтал отдать что угодно, чтобы вернуться во времени и вновь стать беззаботным подростком, пройти по Хансон-роуд с пластиковыми санками под мышкой, в мокрой насквозь одежде. Сердце разрывается, голова кружится, на столе – кружка горячего шоколада. Я переодеваюсь в сухое, и мама тут как тут – обнимет и улыбнется. От отца пахнет лосьоном после бритья, а мозоли у него на руках – как наждачная шкурка, когда он треплет мой загривок, проходя мимо. Отцовский голос звучит мягко и мудро.