Охота на белого оленя - [18]

Куницы зашли в тыл противника и ждут сигнала? Отлично, а для завязки боя создадим группу из Бродячих и Пуделя — этим взять дымовые шашки и «коктейль Молотов». Пусть принцева сволота боится и шаг ступить из лагеря. Не давать им ни минуты покоя!

— Наши патрули все на связи? — осведомился под конец Гиена, и Дятел кивнул — ему хватало провода, чтоб разнести по Лесу несколько полевых телефонов, переделанных из детских игрушечных. — Собирать их донесения каждую четверть часа. Приготовить снаряжение, подхарчиться и — спать. В три часа выходим.

Заснул он сразу, сунув под голову сумку с бинтами; он не видел, как улыбнулась ему глазами Росомаха, неслышным шагом проходя мимо, не слышал, как Пума булькает оливковым маслом на клинок ятагана, чтоб тише выходил из ножен, и как Рыся щелкает трофейным «узи». Вскоре легли и они — один Татцельврум, прикрыв перепонками глаза, остался бодрствовать у коптилки, да бессонный Дятел переговаривался с постами охранения.

Гиене снилось, что он снова стоит в Лесу, окруженный деревьями, а они смотрят на него. Ох, как смотрят! Он был рад попятиться, а некуда — сзади те же деревья.

Что вы уставились? Я все сказал!

Нет, — шевелил листву ветер.

Ты охотился на людей, — шептала трава.

А вам-то что?

Ты убивал.

Я боец, но не каратель, — объяснял он. Поймут ли?.. — Я детей не трогал и по женской части не марался. Все же я человек, а не скот…

Да, человек, — промолвило раскидистое дерево, — но до скота тебе недалеко, если считаешь, что одних людей можно убивать, а других нет.

Я так не считаю.. — пробовал возразить он.

Считаешь. В своей стране ты вел себя как человек, но когда тебя звали поохотиться в чужие земли — охотно ехал, оставив имя Человека дома и прихватив только остаток совести. Скоро ты потеряешь его где-нибудь в аэропорту или забудешь в камере хранения, и на других людей будешь смотреть как на дичь — только потому, что они грязнее тебя или беднее твоих нанимателей. А человечью маску ты будешь одевать на родине, чтоб люди не пугались твоих клыков.

Хватит! — оборвал он шум деревьев. — Не вам меня учить!

Не нам… не нам… — затихал Лес и Гиене стало вдруг страшно — то, что говорило с ним, исчезло, но слова все звучали в голове; он побежал, запнулся о корягу, но успел смягчить падение, выбросив руки — и ладони заскользили по закраине ямки со стоячей водой; из водяного зеркала к нему метнулась оскаленная морда в жесткой шерсти и остановилась нос к носу — тут он понял, что видит себя, закричал, вскочил, сжал голову ладонями…

— Э, ты чего? — потрясла его за плечо Росомаха, когда он с криком проснулся и сел; он встрепенулся, сбрасывая с себя ее ладонь:

— Отвянь! без тебя тошно…

— Лес мудрит над тобой, — покачала она головой, глядя печально и понимающе; куда девалась давешняя крутота?

— Чего это ты разлеглась тут — для тепла поближе? Ведь не холодно, сощурился он, а сердце все не унималось, все стучало изнутри в ребра.

— Да так, — беззаботно тряхнув волосами, она поднялась и стала заправлять гриву под платок. — Скоро время, пора… Рыська, вставай, — она потормошила подругу.

С легкой росомахиной руки зашевелился весь лесной табор, спавший вповалку; Олень встал чуть раньше — они с Рысем проверяли оружие.

— Доктор! Бобер! — вопль поднял Эву, и Волчок тоже вскинулся; бегом несли кого-то на носилках, а Бобер, мгновение назад спавший, уронив голову на стол, уже спешил навстречу, заправляя дужки очков за уши.

Маленькая Выдра бессвязно бормотала, металась, задыхаясь, мордочка у нее странно розовела.

— Из реки напилась. А мать-Выдра… — Барсук безнадежно махнул рукой.

Бобер засопел — его родня и детишки тоже были на реке.

— Мы всех упредили насчет водопоя… И водозаборный насос застопорили.

Что с ней?

— Давайте зонд, — буркнул Бобер, — и раствор марганцовки. Эва, помоги — надо промыть желудок. Быстро ей метиленовую синьку — в вену, пятьдесят кубов. Многие пострадали?

— Да — их несут сюда.

— Бегите к Оленю, — вскинул глаза Бобер. — Надо разрушить Бобровую

Плотину.

— Да как же ?! — оторопел Барсук. — Строили-строили…

— В реке отрава, что-то цианистое. Выше плотины яд накапливается надо дать воде сойти, смыть все это. Пить только из родников. Ну ?!

От новости, принесенной Барсуком, Гиену замутило, и он невольно плюнул, словно во рту уже запахло горьким миндалем. Ну, принц…

— Й-ад? — Заика облизнул желтые зубы. — Живод-де-ры, п-паскуды…

П-пашли, ребя!

Пришлось пересмотреть планы — часть народа Олень отправил на расширение стока в Плотине, а Росомаху с ее девчатами бросил на поиски отравителей вверх по течению. Расставание отрядов было коротким и деловым хлопки по плечу, быстрые рукопожатия, проверка связи, затяжка ремней;

Росомаха — замоталась так, что одни глаза на лице — протолкалась к Гиене и серьезно дала руку.

— Свидимся — сочтемся.

— Договорились.

Винтом завертелся Волчок, зыркая то на медпункт, то на Оленя — его разрывало и драться, и не оставить Эву; равновесие страстей нарушил Заика:

— Волчара, б-браток, д-давай с нами! Мы их г-голыми руками..

— Ага! — тявкнул Пудель. — Устроим шорррох! — в звонком его голосе послышалось рычание диких предков.

— Иди, — поймав его взгляд, кивнул Олень.