Охота на белого оленя - [21]

Солнце еще не взошло, когда над лагерем затрепыхался белый флажок люди принца окопались вокруг его шатра, сдерживая лесную братию огнем, но вырваться не хватало уже ни духу, ни сил. Мегафон Оленя был разбит, акустическая установка сгорела — и теперь противники просто перекрикивались из-за укрытий.

— Даю три минуты на размышление! — орал Рысь, пока Оленю делали перевязку за опрокинутой набок машиной. — Пусть выйдет принц! Нам нужен только он один — остальных отпустим!..

Геройства и верноподданничества у охотников заметно поубавилось — еще раз для гарантии помахав белым, они вытолкали вперед Джуанина. На скуле у того расплылся кровоподтек от гайки Волчка, вид был довольно жалкий — но гонора он не утратил.

Сзади охотники складывали в кучу оружие; их обыскивали — и прогоняли.

— Я протестую, — с холодным возмущением начал принц. — Жестокое обращение со мной будет наказано немедленно и беспощадно. Авиация Его Величества сровняет ваш Лес с землей, если вы мне нанесете хоть одну царапину.

— А как насчет расплатиться с нами? — сжав зубы, выдавил Рысь.

— Я признаю, что в ходе охоты Лесу нанесен некоторый поправимый ущерб, — надменно кивнул Джуанин, видя, что рвать на куски его не собираются. — Разумеется, ни о каких репарациях в отношениях с животными речь идти не может, но из соображений гуманизма я готов оказать вам безвозмездную помощь — продукты, медикаменты, одеяла, палатки… Могу содействовать в придании

Лесу статуса заповедной зоны. Думаю, здесь можно открыть ветеринарный пункт… Обо всем этом вы подробнее поговорите с моим секретарем, которого я сюда пришлю, и только в том случае, если я немедленно вернусь во дворец.

— Ты что-то говорил про честную охоту один на один, — напомнил Олень, впервые нарушив свое молчание.

— Надеюсь, ты не принял это всерьез? — улыбнулся принц.

— А честно — это как? — продолжил Олень, словно не слыша принца. — Ты с ружьем и верхом, а я без оружия, бегом? Давай сделаем наоборот. А?

— Вы не посмеете, — принц вновь стал холоден. — Я — человек, а вы — животные. Никто не позволит вам безнаказанно унижать человеческое достоинство… Или вы думаете, что это была последняя охота?

— Для тебя — последняя, — Олень достал пистолет.

— Нет… — попятился принц. — Нет-нет… Не-ет!!…

Этого не может быть… разве он допустил какую-то ошибку? Почему не сработали гладкие, правильные, убедительные слова?!!

— Ты пришел сюда, — наступал Олень, — чтобы позабавиться, убивая нас. У нас нет таких забав — я убью тебя только затем, чтобы другим неповадно было лишать жизни ради кайфа — поганого кайфа преследовать и убивать. И пусть другие подумают на твоей могиле, прежде чем входить в Лес. Ты — как заразная падаль, тебя не должно быть.

Принц не успел ни разрыдаться, ни взмолиться — Олень быстро, брезгливо разрядил в него весь магазин и плюнул на слабо корчащееся тело.

— Собирайте оружие! — обернулся он к соратникам. — Мы возвращаемся.

* * *

— И что же? — спросите вы. — Неужели, как в сказке, случилось чудо — и король не отомстил зверям за сына?

Чудес не бывает — однако после битвы на Чистом Урочище Лес приобрел дурную славу. Цивилизованные люди всегда не прочь безнаказанно убить кого-нибудь, но быстро становятся пацифистами, если за охоту надо платить жизнью. Щедрые на смерть для братьев меньших, цивилизованные люди терпеть не могут, когда с охоты вместо трофеев поступают гробы, а уж когда такая охота затягивается — пресса и ТВ поднимают вой и с ярой гуманностью требуют отозвать охотников.

Чаще всего к таким злым Лесам применяются разнообразные санкции и блокирование; их поливают с воздуха дефолиантами, проводят мелиорацию вплоть до засухи, устраивают на опушке свалку токсичных отходов. Но над этим Лесом летать больше никто не решался, равно как и подъезжать к опушке на мусоровозе или экскаваторе.

Вообще об охоте Джуанина постарались забыть — складывалось впечатление, что она торжественно началась и не закончилась. Цивилизованный мир признает и приветствует только победоносные охоты. Средства массовой информации скороговоркой сообщили о случайных жертвах вследствие неосторожного обращения с оружием и ядохимикатами — и заглохли; как-то неловко и досадно было говорить о том, что дикие, плохо вооруженные звери с треском вышибли прекрасно экипированный охотничий отряд. Зато во множестве появились статьи о болезнях, распространяемых животными, и о необходимости ограничить миграцию из Леса. Это было тем более актуально, что в Лесу нежданно-негаданно, как-то сами собой — случились вспышки сапа и чумки, о возможности которых пресса неоднократно намекала, а затем невесть откуда объявилась африканская мышиная лихорадка — должно быть, ветром занесло.

Благо, Бобер с коллегами был начеку, а природоохранительный союз помог медикаментами, включая средства вакцинации.

Сеятелей морового поветрия изловить не удалось — а то бы торчать им ногами из осиного гнезда…

Могил на лесном кладбище намного прибавилось и траур долго был привычным цветом в Лесу — но горе минуло, хоть и не забылось. Память о павших была не только скорбной — славы хватило и на их долю — а живым, даже самым отважным, предстояло очищать и заново засаживать пожарища, и думать над тем, как бы не оказаться в будущем застигнутыми охотой врасплох.