Ох, французы! - [9]

Глава XXIX.-- Невеста.

Княжна Глафира Юрьевна Мишурская осталась десяти лет после своих родителей; отец ее был человек простой, но надутый своим родом; не умея ни служить, ни жить порядочно, женился на прекрасной избалованной девушке, потянулся за богатством -- и лопнул. Имения часть описали в казну, другую продали с публичного торга,-- и муж с женой, упрекая взаимно друг друга в разорении, не имели ни довольно твердости, ни закону, чтоб перенесть великодушно бедность, и от раскаяния, а больше от стыда, оставили мир сей, в коем будто отжили благородно по глупости и по вольности дворянства. Дочь взяла к себе тетка -- старая девушка, и сберегла ей 200 душ под Москвой, записав за себя по закладной. Деревня эта оброчная была мерзкая, мужики бедные от пьянства, стриженый сухой сад, пруд сердцем -- с карасями, и дом без полов, без окон и с течью; а как тетка была сама довольно богата и жила в Москве, то и дала, что называется, отличное воспитание племяннице, т. е. выучила болтать по-французски, по-итальянски, петь и танцевать; хотя она читала всякий вздор и жила единственно для забав и похвалы, но веселье и рассеянность не развратили ее сердца: оно с природы было доброе, и семя добродетели в нем не завядало. Лицом она была очень хороша, стройна, умна и правила удивительно парою прекрасных глаз. Женихов за нее много сваталось, но ни один ей не нравился, и она просила тетку ее не неволить. Старушка ей все одно твердила: "Мне хочется твоего счастья, чтобы при себе пристроить к месту; тебе уж 20 лет, ждать нечего, лучше не будет; чтоб не заесть молодости". Племянница ж, в удовольствие тетки, замечала, что она и сама не была замужем, а жила счастливо, и получала в ответ: "Да ведь мало ли что кажется?.. Я, конечно, уж свой век отживаю, да что за жизнь? Все одна да одна, а Бог не на то человека создал". Племянница несколько раз принималась думать, отчего тетка так скучала, быв старой девушкой,-- и нашла, что она не любила молодых мужчин, детей, свадебных балов, весны и проч., но отгадать загадки не могла -- и это делает обеим честь: племяннице, что не все знала, а тетке, что не хотела узнать.

Глава XXX.-- Отхолкали.

В псовой охоте всяк тот, кто затравит русака или зайца, должен дать о сем знать голосом, которого на ноту никак положить нельзя; а он походит на ржание лошади, и это называется по-охотничьи: отхолкать. Уж близ года как травят Луку Андреича, но он силен, от всех отделывается: и от псовых, и от хортых, и от тех, что в завитках. Иногда угонят вкруте, но он ушел назад, или завидит -- и был таков; но не все увиливать, зверь бежит на ловца -- отхолкают!

Глава XXXI.-- Начало.

Лука Андреич увидел Глафиру Юрьевну в одной из тех церквей, куда, под предлогом певчих, съезжаются изо всего города к обедне и, вместо молитвы о старых грехах, запасаются свежими. Вид девушки привлек его внимание, голос ее тронул, а взгляд поразил. Он расспросил на паперти: кто и что она. Через три дня съехался с нею на ужине, играл с теткою в ломбер, а племянница, сидя подле нее, в продолжение игры вмешалась в разговор, а под конец рассуждала с Лукой Андреичем, помещая кстати пустые речи, составляющие часть занятий, хорошего общества, то есть: "вы б могли вскрыть" -- "просить позволения", "напрасно не козыряли", "тетушка! как вам пассовать?" Лука Андреич из всех сил любезничал и Леандром резвился, нарочно проигрался, но остался в выигрыше тем, что видел княжну и почти влюбился; а она и тетка в карете об одной материи лишь разговаривали, то есть о Луке Андреиче; тетка говорила: "Вот человек-то! и молодец, и богат, и с репутацией, когда б да посватался"... А племянница свое говорила: "Что ж! не просить его, спешить нечего, надобно покороче узнать; да он, может быть, обо мне и не думает". Но тетка и племянница шептали про себя: "Дай Бог".

Не знаю, икал или нет Лука Андреич, но про него было разговору часа два. Ужинали они на Воронцовском Поле, а жили на Остоженке и от тягости кареты, старости лошадей и лишнего пьянства кучера едва к подъезду притащились и стали на якорь во втором часу. Их выгрузили благополучно. Племянница пошла спать, а тетка стала на молитву и часто повторяла со вздохом: "О, Господи! утешь меня хоть на старости", что, слыша, девка Машка сказала: "Живой о живом и думает".

Глава XXXII.-- Продолжение.

Тетка с племянницей искали Луку Андреича, а он их. Следственно, часто и сходились вместе. Он и княжна старались всякими благопристойными способами понравиться друг другу; а как у них на уме было одно, то они скоро друг друга без объяснения поняли. Лука Андреич для гулянья пешком и верхом и в карете лучше улицы не находил Остоженки, и несколько раз жизнь его была в опасности от кареты, дрожек и скотины. Всякая лошадь и человек могли его толкать и в грудь и в спину. Занятой княжною, он спешил или ее видеть, или опять на нее взглянуть. Решился открыть свою любовь при первом свидании, но язык не говорил, и он до того уж влюбился, что даже помешался и стал всего бояться. Племянница сделалась ангелом, а тетка чертом, и он, забыв себя, не смел уже и думать, что может успеть в женитьбе. По ночам сбирался скрывать от всех свою несчастную страсть. Но город весь был в тайне. Большая часть матерей, теток и девушек занялись разбивать свадьбу и отнять у Глафиры Юрьевны завидного жениха. Стали шептать, кричать, клеветать, ругать и хоть без успеха, но до дня свадьбы у зависти и сплетней надежда не исчезала; барыни и барышни, бывшие в заговоре против княжны, одобряли себя словами: "Мы на своем поставим".