Огюст Ренуар - [114]

В 70-е годы Ренуар написал несколько портретов известных тогда в Париже актрис — Самари и Анрио. Ренуар любил зрелища: не нравоучительные пьесы и слезливые мелодрамы, а веселые спектакли Комеди Франсэз и процветающее в то время «Варьете». Здесь он находил своих единомышленников — артистов, которые хотели дарить людям только радость. А его наблюдательный глаз художника отмечал подвижные лица молоденьких актрис, выразительность их мимики, отточенные требованиями сцены гибкость и пластику движений. Он радовался изысканной простоте их туалетов, неожиданным эффектам искусного макияжа, всем этим маленьким секретам, которыми в совершенстве владеют парижанки. Портретный метод мастера основан не на сложном анализе или глубокомысленном размышлении. Это удивительно тонкое и острое переживание мимолетных психологических нюансов и неуловимых мимических оттенков. Передать их, казалось бы, почти невозможно. Невозможно — но только не для Ренуара. Его обостренная реакция на зрительные впечатления позволяет передать все это с необыкновенной жизненной убедительностью и живописным артистизмом. В одной и той же модели мастер каждый раз открывает нечто новое: вот Самари в домашнем платье, веселая, непринужденная; вот она же с веером в руке, смотрящая томно и чуть рассеянно; вот актриса словно беседует с кем-то, и ее лицо отражает и радостную готовность улыбки, и внимательную заинтересованность, и оживление; вот она стоит в вечернем платье, светски радушная и приветливая.

В портрете Анрио нет того, что можно было бы назвать зрительной достоверностью формы, цвета или рисунка, но его живопись кажется столь же одухотворенной, как и сама жизнь. Окутанный ясным светом, контур фигуры будто сливается с мягко-сияющим опаловым фоном. Лишенный теней цвет плывет, обволакивает формы, почти растворяет их. Тонкий, подобный акварели мазок передает воздушность голубоватой ткани, серебристое мерцание ожерелья, нежность жемчужно-розовой кожи. Очертания овала лица, покатых плеч и рук даются только намеком, который убеждает больше, чем добросовестное описание. Все зыбко, все ускользает, струится, и в этой неопределенности начинают влажно сиять глаза, дрожать ресницы, гореть румянец.

Колористическая гамма полотна построена на сочетаниях голубого, розового и коричневого. И здесь художник достигает удивительного разнообразия и тонкости вуалирующих светоносных оттенков. Живопись Ренуара здесь так совершенна, что кажется, будто ему не стоило никаких усилий превратить грубый холст в величайшее произведение искусства. Один из исследователей творчества мастера сказал, что живопись портрета Анрио дышит, соперничая в живой трепетности с самой моделью. Если худенькую, грациозную травести Анрио Ренуар увидел в сиянии изысканно-холодных опаловых тонов, то портреты Жанны Самари, актрисы на амплуа субреток, он написал в теплой звонкой гамме.

Лучшее из многочисленных изображений Самари принадлежит Музею изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Публика долго не хотела принимать живопись импрессионистов, а работы Ренуара ее особенно возмущали. Это о московском полотне писал в 1877 году критик Балле: «Так хорошо знакомая голова очаровательной модели проиграла на грубом розовом фоне, не позволяющем расцвести тонам тела. Губы и подбородок моделированы синими тонами, которыми художник должен был воспользоваться, чтобы выделить это залитое светом лицо… Какой странный портрет! Ничто, мне кажется, не было более далеким от истинной правды». Жану Ренуару не попалась на глаза эта заметка, которая могла бы навести его лишний раз на печальные размышления о человеческой недальновидности.

Самари, «одной из прелестнейших женщин прошлого века», автор посвятил не одну страницу своих воспоминаний. Он смотрит на дом, где она когда-то жила, перебирает в памяти ее портреты, любуется репродукцией с эрмитажного холста. Действительно, произведения Ренуара, которые хранятся в музеях СССР, известны во всем мире. Им могут позавидовать многие крупнейшие коллекции Европы и Америки.

На распродаже собрания, принадлежащего потомкам композитора Шабрие, имя которого нам хорошо известно из книги, русский меценат С. И. Щукин купил «Анну». Этот шедевр Ренуара украшает сейчас зал Музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Картину называют еще «Нагая женщина, сидящая на кушетке».

Тема «nu» — обнаженной натуры — особенно привлекала современных Ренуару художников академического толка, которые, приспосабливаясь к вкусам буржуазного обывателя, заполняли Салон игривыми изображениями Венер, Сусанн и наяд.

Ренуар пишет конкретную натурщицу (на 2-й выставке импрессионистов холст назывался «Этюд. Анна»), ее полное тело, ее лицо, лишенное классической правильности черт. В картине ничего не происходит: женщина не скрывает того, что просто позирует художнику, а ему достаточно мотива «nu», чтобы создать одно из прекраснейших произведений мировой живописи.

Ренуар сажает модель в кресло, фоном выбирает разбросанные вокруг одежды и ткани. Он распластывает реальное пространство комнаты, превращает его в поверхность, на которой располагаются не объемные предметы, а их цветовые обозначения. Художник видит, как поток яркого света заливает фигуру, зажигая ее ослепительным сиянием, как по-разному отражают этот свет смятые в беспорядке гладкие ткани и ворсистая фактура кресла, как «вбирает» его матово-розовеющее тело и как мягко оно начинает светиться. Он заставляет и нас постигать красоту голубовато-изумрудных, холодных в тени оттенков белья, которые принимают теплые отблески от телесных тонов, связывая их легкими рефлексами и бликами. Мы ощущаем холодный блеск браслета и влажных голубеющих белков глаз, начинаем оценивать разницу между теплым румянцем и нежной шелковистостью тела. Мастер пишет прозрачно, накладывая один слой краски на другой, что придает живописи тончайшее мерцание, притягивающее наш взгляд в глубину.