Огрызки эпох - [8]
Мной овладел ужас. С трудом я набрался смелости выглянуть вперед, и попался на глаза кумиру, который с неудовлетворенным видом слушал очередного поэта.
— молодой поэт нервно теребил фалды сюртука.
— Довольно, — Пушкин небрежно взмахнул рукой и закинул ногу на ногу. — Скучно, любезный. Скучно. Ваши вещицы даже консервативными не назовешь. Они мертвы. Да-да. В них нет ни капли жизненной силы. Ступайте.
— Позвольте с вами не согласиться, Александр Сергеевич, — господин в пенсне выступил на шаг. — В стихах барона Кельберга я обнаружил много высочайших нот. Они затрагивают самую сердцевину человеческой души. С вами мне все понятно. С тех пор, как публика вас вознесла на недосягаемый Олимп, вы потеряли сочувствие к чужому таланту. Вы готовы заклеймить позоров всех поэтов, дабы оставить на Олимпе себя одного.
— Не горячитесь, Мулкопов, — спокойно ответил Пушкин. — Я приветствую критику, но только справедливую. Погодите немного. Я представлю вам настоящего поэта, — он шепотом обратился к Дельвигу, указывая на меня незаметным для публики движением глаз, — А это кто, Антоша? Чудится ли мне, или я взаправду узрел человеческое лицо среди крысиных морд?
— Поручик Подкорытин — Тарановский, — шепнул Дельвиг. — Я спознался с ним на бале у графини Бахроминой и пригласил его на наше сборище. Обходительный, просвещенный малый, хоть и деревенщина. Носит княжеский титул. Новых веяний не чужд. Генерал Пороховский называл его масоном. Но я сомневаюсь, что он состоит в масонской ложе. Знаю только, что он всерьез увлекается западной философией и стихами.
— Князь Подкорытин — Тарановский! — воскликнул Пушкин. — Прошу вас. Смелее. Представьтесь сами, я всегда рад новым знакомствам, и продекламируйте ваши стихи.
— Тихон Игнатьевич, ваше… — я испуганно замялся, не сообразив, как следует обращаться к великому поэту. — Милостивый государь, — на грани обморока пролепетал я, — Александр Сергеевич. Я так рад…
— Приступайте к поэзии, князь.
Едва дыша в обтягивающем черном фраке и узких белых панталонах (то бишь, брюках), я зачитал по памяти длинное стихотворение. В нем представлялась жизнь глазами шпанской мухи, прилетевшей из деревни в столицу. Началось повествование с цветов на заливных лугах и сметаны в глиняной крынке, а завершилось черепаховым супом в английской фарфоровой тарелке, поданным к царскому столу.
К середине выступления большая часть гостей корчилась от смеха, а Пушкин напряженно хмурился, придерживаясь образа непреклонного судьи. По окончании стихотворения он провозгласил:
— Вот, достопочтенные господа, я нашел в свинарнике блистающий жемчуг. Истинный талант, — он встал с кресла и пожал мне руку. — Вещица молодого человека вобрала в себя все, чего недоставало вашим стихам. В ней обнаружились тонкая сатира и умелая игра слов. Красота природы предстала перед глазами! Жизненная сила заструилась неукротимым родником в горной пещере. А сколько злободневности! Вдумайтесь, до чего метко сказано про императорский суп!
В зале воцарилось молчание.
— Как вы мыслите, друг мой, — Пушкин подмигнул Дельвигу, — не поместить ли нам в следующий номер «Литературной газеты» произведение Тихона Игнатьевича?
— Непременно поместим, — отозвался Дельвиг. — Исключительный поэтический дар князя не должен остаться без публичного внимания.
— Не нахожу, как вас отблагодарить, любезный Александр Сергеевич, — воодушевленно признался я.
— Творите, дорогой князь, — на прощание улыбнулся Пушкин. — Не зарывайте ваш талант в землю.
Он поблагодарил за визит гостей и шаткой походкой покинул зал.
Глава 2. СТРАШНЫЕ СКАЗКИ НАЯВУ
Моя литературная карьера быстро покатилась в гору, были изданы несколько романов в прозе, сборники стихов.
Весной 1832 года мне пришлось покинуть Петербург. Общество Арсения Подметкина оказалось под угрозой разоблачения, и наш «почтенный махарадж» в тайных записках настоятельно рекомендовал своим особенно активным сподвижникам «для отведения жандармских глаз» на время удалиться в провинцию, а то и за границу.
Под предлогом поиска вдохновения для романа в стихах о древнерусском богатыре, путем созерцания деревенской природы, я вернулся в Лабелино. Добираться пришлось на перекладных. Я решил устроить сюрприз родителям (Сестра моя уже три года не жила в усадьбе. Ее сосватал отставной генерал Михаил Зарубинский из соседней губернии). Как же приятно было, проезжая по деревенской улице в тряской бричке, узнавать милые с детства места, совсем не изменившиеся, но будто бы уснувшие до возвращения молодого хозяина. В Лабелино царила сонная безмятежность, обволакивавшая теплой пеленой всякого приезжего. Даже ямщик, проехав пару верст по владениям моего отца, начал позевывать, прикрывая рот шапкой. А в парке он и вовсе стал клевать носом. Я растолкал его, когда остановились утомленные жарой лошади.
Дверь парадного входа родительского дома была распахнута настежь, внутри слышались голоса. Я стряхнул с накрахмаленного мундира белые лепестки, они слетели с разросшейся яблони возле крыльца, когда я зацепил плечом низкую ветку. Обрезке яблоня не подвергалась с того момента, как посадил ее у своего нового дома мой знаменитый прадед. Она хранила добрую память о нем и потому прощалось ей многое, даже приветственные объятия для людей, подходивших к дому со стороны конюшни, как я.
Сказка о толстом вампире, молодой хозяйке мясокомбината, последних самураях и чиновниках администрации волшебного городка. Тихон Подкорытин-Тарановский в своей человеческой жизни был богатым помещиком. Став вампиром, Тихон не утратил прежних привычек. Спустя двести лет он все так же любит вкусно поесть и комфортно отдохнуть. Но теперь ему остается только мечтать о беззаботной жизни в усадьбе и пышных балах, ведя непрестанную борьбу за существование по законам дикой природы. Станет ли для него знакомство с красавицей Лизой, директором мясокомбината, путевкой в рай, или оно приведет их обоих к адским страданиям? Жизнь современной бизнес-леди полна опасностей.
Если характер вдруг резко меняется — это обычно не к добру. Но чтоб настолько! Перемены приводят Настю не куда-нибудь, а в чужую вселенную, где есть непривычные боги и маги, и более привычные ненависть и надежда… А как же наш мир? Кажется, что в отличие от того, параллельного, он начисто лишён магии. Но если очень-очень хорошо поискать?
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.