— Хватит, спасибо.
— Он меня увидит?
— Должен.
— Подпишите там внизу: Шорохова Надежда Николаевна, горзеленхоз.
— Обязательно подпишем.
— Может, пригодится, — говорит Надежда Николаевна, — …а вы откуда?
— Мы издалека, из Сибири, из Томска.
— Из Томска!? — она делает движение нам навстречу, — вот чудеса в решете! Я же вам землячка, я тридцать лет прожила в военном городке, подполковница. Здесь третий год живем, муж выбрал. Давали Казань, Саранск, а муж решил: сюда лучше, родня, хлеб хороший, пиво хорошее.
Не говорите, что она набрела на нас случайно. Двое среди сотни одинаковых! Не зря вертолетчики кидались в ресторане пиалами. Тут знак, тут смысл. Какой, только, и для кого?
— А вы не хотите передать привет землякам? — приходит мне в голову. — У вас, наверное, остались там соседи, близкие?
Женщина согласна.
— Дорогие земляки! Дорогая моя соседка Зинаида Матвеевна, радость моя, привет! Вспоминаю наш городок, вспоминаю Томск, и хочу вам сказать: нет ничего лучше родной Сибири…
Вдруг она изменяется в лице, выхватывает у меня микрофон и быстро, отчаянно продолжает, переходя на крик:
— Земляки! Оставайтесь дома, в нашей суровой Сибири, не переезжайте в эту тоскливую Россию! Здесь одни сволочи, полно бандитов и проституток! Они тут за грош удавятся, жить среди них одно горе! У нас сантехники в городке рядом с ними — божьи коровки!
Она с чего-то вообразила, наивная, что находится в прямом эфире.
В номере гостиницы «Волга» сидел крепкий пузатенький человек Иван Андриянович и выдавал деньги на билеты и оплату эфиров. На столе перед ним лежали два чемодана. Побольше — с рублями, поменьше — с долларами. Рубли — на билеты, доллары — за эфир. Он не спрашивал документов, а только повторял: — Сколько? Об оплате с нами договаривались другие люди, пожиже, тем не менее, он давал, сколько скажут. Но взгляд его бросал в пот, надо сказать.
— Сколько? — спросил он у нас.
— Тринадцать и одна, — ответил я.
— Пиши расписку, — сказал он, швыряя на стол деньги.
Я написал расписку на половинке мятого листика: получил столько-то, тогда-то, автограф. Расписался неразборчиво — нарочно, из любопытства. Он смахнул расписку куда-то под стол, не глядя. Уверен, что в урну.
— Про эту тетку хвостик оставишь? — поднял на меня взор Иван Андриянович.
— Нет, конечно, — искренне ответил я, — на кой? Не вписывается.
Поразительно! Работает разведка.
— Смотри! — сказал он.
В самолете мы развлекались с С. С. тем, что устанавливали родство далеких слов. Например, «гора», «город», «гордость», Мы согласились, что эти слова — однокоренные. А «горе» в их ряду? Думали-думали, да так и приземлились ни с чем среди родных божьих коровок.
А через неделю, не позже, я случайно(!) увидел в хронике, что два сантехника из военного городка, поссорившись из-за пустяка, искололи друг друга кухонными ножами до полусмерти.
Разве это не звенья одной цепи? Безусловно, звенья. Но какой в этом смысл? И при чем здесь я???
