— И кто же такое поговаривает? — рассмеявшись, осведомился весьма польщенный Калеб.
— Угадай!
— Твой братец? — резонно предположил он.
— Верно, Дамиен, — охотно подтвердила она.
— Насколько я понимаю, ты склонна ему верить.
— Разумеется... Так это правда или ложь? — настойчиво и вместе с тем шутливо выспрашивала Ава.
— По поводу моей любви к восторженному женскому обществу — это чистая правда. Как и моя любовь к восторженному обществу вообще. Я предпочитаю, чтобы мною восхищались, превозносили меня, идеализировали. И — странное дело — терпеть не могу, когда начинают критиковать, порицать, развенчивать, — шутливо отозвался мужчина.
— Не увиливай. Я спросила тебя не об этом. Я хотела знать, ищешь ли ты женского внимания? Волочишься ли?
— Волочусь ли? Откуда этот термин, дорогая моя? В пятидесятых годах прошлого века такое выражение имело бы смысл, но не теперь.
— А как же говорят теперь? Просвети, пожалуйста.
— Гм... — задумался Калеб. — Полагаю, следует говорить: увиваться, ухлестывать, домогаться...
— Сути не меняет. Так отвечай, — буквально потребовала Ава.
— Тут такое дело... Я, как противник однообразия, не смотрю на блондинок после Дня труда. Только на брюнеток. Не хочется никого обижать, чтобы не обвинили в предвзятости. Понимаешь?
— Еще бы не понять, — отозвалась Ава. — И поскольку День труда позади...
— Совершенно верно... Но не подняться ли нам в твою комнату? Достаточно разговоров на темной лестнице! — решительно объявил Калеб и взошел на первую ступеньку. — Помню, твоя мама называла ее комнатой трофеев из-за того, что там было полно реликвий, вроде грамот в рамочках на стенах и разных призов, полученных после очередного интеллектуального конкурса.
— Ты помнишь? — растроганно спросила Ава.
— Еще бы! Уверен, что и после твоего отъезда экспозиция пополнялась разными вырезками с упоминанием имени молодого ученого в академической прессе. Родители гордятся тобой, и Дамиен тоже. Не далее как четверть часа назад он убедительно доказывал мне, что ты верно выбрала свой путь и не должна с него сворачивать. А я, соответственно, не должен тебя с него сбивать, — не преминул заметить Калеб.
Ава в удивлении приподняла брови, но ничего не сказала.
Женщина молча зашагала вверх по лестнице. Калеб наблюдал ее неспешное продвижение. Преодолев крутой пролет, не останавливаясь, она только тихо спросила:
— Так ты идешь?
Калеб в два прыжка оказался подле нее.
* * *
Теплые ладони на его спине, жаркие губы на его коже, тесные объятия, неумелые ласки, торопливые трепетные прикосновения и мгновенный всплеск наслаждения.
Двое давних друзей, ставших почти родными за миг до близости и всего несколько часов спустя потерявших друг друга. Целая жизнь меньше, чем за двадцать четыре часа. Вспышка, осветившая собой десятилетие.
За минувшие годы Калеб сочинил множество причин, которые должны были убедить его в невозможности продолжать те отношения, в том, что целью их внезапной близости было взаимное удовлетворение, юношеский опыт чувственности, без которого невозможно всестороннее взросление, движение вперед.
Он уже почти уверил себя в том, что отношения с Дамиеном Хэллибертоном, лучшим другом и деловым партнером, дороже влечения к женщине. Однако влечение это не только не ослабло, но даже возросло с годами.
В том, что Ава похорошела, не было сомнения. И общение с ней сулило большие сюрпризы пресыщенному ловеласу.
— Ава... — прошептал Калеб на пороге ее комнаты.
Тихие звуки музыки доносились с улицы.
— Это моя любимая песня, — доверительно призналась Ава. — Потанцуй со мной, — нежно попросила она Калеба.
И, подтверждая произошедшие в ней изменения сама положила руки на его плечи и повела, не дав ему и мгновения на раздумья. Причем сделала это легко, естественно, изящно, уверенно, с достоинством. И не будь сам Калеб человеком дерзким, он непременно подчинился бы ей.
Но он не позволял женщине вести ни в танце, ни в жизни, а потому остановил ее, стиснув в объятиях.
— Привет, силач, — ласково пошутила она.
— Привет, красавица, — сипло отозвался он.
— Как это мило, — певуче проговорила Ава.
Мило?! Он с трудом удерживался на грани безумного порыва, тем более, что узкая кровать стояла позади нее.
— Все милое осталось на нижней ступеньке, — предупредил он. — Если ты настроена потанцевать, не вернуться ли нам на танцплощадку? Под звезды, по которым ты так скучала... — ухмыльнулся Калеб.
— Эти танцы не для публики. — Ава обвила руками его шею и весело добавила: — Давай пожалеем впечатлительное общество.
— Почти все уже разошлись, — заметил мужчина.
— Тем более незачем возвращаться. — Она увлекала его в глубь комнаты. — И почему я должна тебя уговаривать? Просто дай мне урок без лишних слов.
— Урок танцев? Я не Рудольф Валентино или Фред Астер... Хотя не спорю, что у меня природная пластика.
— Заткнись, — пробормотала женщина.
— Танцев ли ты от меня ждешь? — усомнился он.
— Да, сэр, — прошептала она. — Все, что пожелаете, сэр.
Калеб привлек ее к себе и заглянул в лицо. Ава замерла в ожидании.
Он повел ее в танце под собственную музыку, продиктованную бешеным ритмом сердца.
Калеб не хотел этого, он не был готов к такому стремительному сближению. Мистер Гилкрист никогда не подчинялся порывам страсти, предпочитая все просчитывать. Ему еще не приходилось попадать в подобные ситуации. Рассудок Калеба противился возобновлению отношений с Авой, но, как оказалось, рассудок был бессилен.
