Огонёк в чужом окне - [15]

В субботу...

А до нее рукой подать.

В пятницу всей бригадой мы задержались на работе: папимамин сынок Гошка, которому бригадир когда-то врезал между глаз, явился с повинной. Он ушел из бригады полгода тому назад, летал в это время, как вертолет над болотом, выбирая, где бы приземлиться, но так ничего и не нашел. Проел, промотал то, что дали ему родители, и вернулся домой, а оттуда к нам. Стоит, опустив голову, суда ждет.

Я был в отпуске, когда Гошка устроил спектакль: потребовал, чтобы Родионыч извинился перед ним на глазах у всей бригады. «Я,— говорит,—с фонпрем хожу, могу справку от медицины взять и подать в суд за избиение. Если извинишься, поставим на этом точку».

Родионыч не извинился. И слова не сказал. Только посмотрел Гошке в глаза так, как умеет смотреть только он, отвернулся и пошел себе.

А у паренька, видно, совесть проснулась: никому ничего об этом случае не сказал, но в бригаду больше не пришел. Взял расчет и скрылся.

Грехи мы ему отпустили.

Что мне нравится в нашей бригаде — мы никогда не обсасываем промахи и ошибки товарища, если он сам это понял, извинился. К чему лишние слова? Ведем себя так, будто ничего и не было. Поэтому и сегодня, когда Гошка стал на ковер «очищаться» и только произнес два слова: «Извините, ребята»,— Родионыч тут же перебил его:

— Хватит. Поняли. — И к нам: — Братва, а если мы поужинаем сегодня все вместе? Прямо тут. Повод есть: блудный сын вернулся. И не только к нам, еще и в школу. Гак я тебя понял, Гошка?

Пареньку осталось только подтвердить: отступать было некуда.

Пепора и меня снарядили в гастроном.

Насколько с Родионычем спокойно, настолько хлопотно с Пепором в пути. Родион в дороге читает — тише воды, ниже травы. Было однажды такое: в автобусе он читал стоя, заметил освободившееся место и направился к нему, не отрываясь от книги, а женщина в это время возьми и опереди его, он и уселся ей на колени.

Петя Портянкин же всюду «горел»: он то поднимал кого-то с места, то усаживал, то выговаривал, то благодарил и восхищался. Помню, мать уговаривала мальчика лет семи занять место после того, как он вскочил, уступая его пожилой женщине. Мать дергала ребенка за рукав, шептала: «Сядь, говорю, нам далеко ехать, потом еще идти». Мальчик мужественно сопротивлялся.

— Молодец! —на весь вагон провозгласил мой друг. — Настоящий мужчина из тебя получится! Ты правильно поступил, парень, правильно, держись только так!

Мать что-то пробормотала; по ее лицу можно было догадаться, какая награда ждет мальчишку за непослушание.

— Держись только так! — еще раз крикнул мальчику Пепор, когда мы пробрались к выходу.— Молодец, орел!

Мне он сказал:

— Ты только посмотри, что делает эта мамаша! Убивает благородство в ребенке своими руками. А мальчуган каков, а? Настоящий человек!

— Этому настоящему человеку влетит сегодня по первое число.

— Ничего, переживет. Главное, он восстал.

Долго еще Пепор вспоминал этого мальчишку...

Вот и сегодня в троллейбусе он увидел, что парень сидит, а старик с рюкзаком за плечами стоит, покачивается, держаться ему неудобно.

Пепор пальцем поманил парня.

Тот удивленно вскинул брови:

— Ты меня, то ли?

— В точку.

Парень поднялся. Пепор сказал: «Давно бы так»—и пригласил на освободившееся место старика.

И в гастрономе он завелся: девушка лезла без очереди, протягивала свой чек продавщице через головы покупателей.

Пепор вдруг как закричит:

— Осторожно, она кусается! —И тронул девушку за плечо.

Она испуганно вскрикнула, а он вежливо показал ей на «хвост» очереди:

— Займите свое законное месго, миледи! Старших уважать надо.

С Петей Портянкиным не соскучишься...

Я был рад, когда мы, наконец, вернулись в свой передвижной вагончик. Чаще всего мы называем его бытовкой или отдыхаловкой. Здесь мы переодеваемся, обедаем, читаем, играем в шахматы. По сути, это жилая комната. А главное, у нас есть библиотека — передвижной пользуемся. Здесь только у меня и есть возможность почитать, а дома теща непременно выдернет из розетки шнур и упрекнет:

— Витя, мы столько электричества нажигаем! Никогда такого не было, где денег набрать?

Клавочка подпевает:

— Охота тебе глаза портить?

Тесть, во всяком случае при мне, никогда и не пытался почитать вечером — смирился безропотно. Мне оставалось только следовать его примеру. Страшный суд...

Мы как сговорились: после ужина никто не подхватился домой. Кто засел за шахматы, кто за книги, а кто слушал Родионыча, он всегда рассказывал что-нибудь интересное.

Я развалился в старом кресле, Петя Портянкин спас его от аутодафе. Теперь сплошь и рядом полыхают костры из вполне приличной, но, как считается, уже немодной мебели. Горят отличные шкафы, столы, диваны, стулья. Страшный суд...

Вспоминаю тестя: старик не дурак, если намертво оккупировал себе дома кресло, отдохнуть в нем, оказывается, можно превосходно, а я-то ко всем креслам относился пренебрежительно, считая их барским атрибутом.

Прислушиваюсь к голосу Родионыча. Он рассказывает о том, что в космосе существуют инопланетяне, они обогнали нас в своем развитии на миллионы лет и в контакт с нами вступать не хотят; мы, земляне, для них заповедник.