Огонь в затемненном городе (1972) - [39]

— Знаешь, подари этот браслет мне, тебе все равно нечего с ним делать.

— Нет, — сказал я, — он мне самому понадобится.

Дорит нехотя вернула мне браслетик, и я подумал, что если мне когда-нибудь и придется подарить его, то уж, во всяком случае, не Дорит, а кому-нибудь совсем другому.

Я повернулся и пошел к дому.

Позади меня раздавался звонкий голос Дорит:

— Гули-гули-гули-гули!

К хлебным крошкам слетались новые голуби. А военнопленные уже чистили снег возле соседнего дома.

ОТЕЦ МАДИСА САЛУВЭЭРА

По гимназии распространился слух, что отец Мадиса Салувээра, воевавший в Эстонском корпусе, перебежал из Красной Армии на сторону немцев и прибыл теперь домой. Когда ребята услыхали об этом, они сразу же, как воронья стая, закружились вокруг Мадиса:

— Ну, расскажи же! Расскажи, как там, в России?

— Как ему удалось перейти линию фронта?

— Неужели же русские доверили оружие эстонцам?

— А много народа в Эстонском корпусе?

— И у них такое же оружие, как у русских?

Вопросы сыпались на Мадиса градом.

— Стало быть, это правда, что они там с голоду жрут кошек и собак? — усмехаясь, с явным удовольствием спросил Гуйдо.

Мадис не ответил ни на один вопрос. Лицо у него было грустное, и, похоже, все эти вопросы ему совсем не нравились.

— Я в России не был, — сказал он наконец.

— Ну, а отец…

— Пойдите спросите у него самого!

Постепенно ребята оставили Мадиса в покое.

«Пойдите спросите у него самого!»

Да, именно это я и собирался сделать. Я хотел пойти к отцу Мадиса и спросить у него: может, он, случайно, знает, жив ли мой отец… Как бы там ни было, отец Мадиса единственный человек, который может что-нибудь знать…

Во время перемены я отозвал Мадиса в сторону и сказал ему о своем намерении.

— А чего же! — согласился Мадис. — Ты зайди к нам завтра. Может быть, он действительно что-нибудь знает.

На следующий день я пришел, как и было условлено.

Мадис сам открыл мне дверь.

— Заходи, отец дома, — сказал он.

Когда я в передней вешал пальто на крючок, из комнаты раздался грубый голос:

— Кто там?

— К тебе пришли, — ответил Мадис.

Из комнаты послышался какой-то шум, и в дверях появился мужчина с красным лицом, одетый в синюю нижнюю рубашку. Он долго разглядывал меня, чесал свой небритый подбородок и, наконец, сказал:

— Ах, значит, ко мне…

Я сразу увидел, что он пьян.

Мы прошли в комнату.

— Я маленько выпил, — сказал отец Мадиса. — Но ты не обращай внимания. Знаешь, фронтовик в отпуске…

Я сел на предложенный мне стул и решил, что надолго тут не останусь.

— Ну так что же у молодого человека на душе? Давай, выкладывай! Старый Салувээр не такой человек, чтобы запирать свои уши на замок от вопросов. Старина Салувээр готов воевать за какое хочешь государство и помогать всем. Выкладывай, что надо, молодой человек!

Я спросил коротко, не случалось ли ему встречаться с моим отцом, Айном Пихлатом.

— Айн Пихлат? — Он задумался. — Нет, такого парня я не знаю. Пихлат? Даже не слыхал о таком.

Он подошел к буфету и налил себе почти полный стакан водки.

— А ты-то не пьешь? — спросил он у меня.

Я покачал головой.

— Ну и правильно. Рано еще.

Он отхлебнул большой глоток и проворчал:

— Чертовски слабая эта немецкая водка. Дерьмовый у нее привкус. Мадис, посмотри-ка там в кухне, чем бы закусить.

Мадис исчез в кухне и вскоре вернулся с куском хлеба.

Отец Мадиса отхлебнул еще глоток водки и заел хлебом.

— Из опилков хлеб пекут, гады!

— Значит, в России хлеб лучше? — осмелился спросить я.

— Да уж с этой опилочной лепешкой не сравнишь.

Я поднялся, собираясь уйти.

— Да, ни одного Пихлата я не знаю, — продолжал отец Мадиса. — Знал двух Каськов и одного Тамма. Но ты из-за этого не плачь. Корпус-то чертовски огромный. Две дивизии, понимаешь? Где там всех знать. И иди знай, может, у твоего отца хватило мозгов устроиться в тылу. Может, служит где-нибудь аптекарем или писарем. Хе-хее!

Он пьяно засмеялся.

— Всего доброго, — коротко попрощался я.

Я уже был в пальто, когда вдруг подумал, что надо бы задать ему еще один вопрос. Пришлось снова сунуться в комнату.

— А вы не знали никакого Кярвета?

— Иоханнеса Кярвета, что ли?

— Да, он из нашего города.

— А он кем тебе доводится? Тоже какой-нибудь родственник?

— Нет. Я-то даже с ним не знаком. Но есть кто-то, кто хорошо его знает.

Отец Мадиса допил водку из стакана, вытер кулаком рот и затем сказал:

— Ну, во всяком случае, я его тоже знаю. И могу тебе сказать: попадись он мне, этот Кярвет, я ему еще припомню. Политрук он, понимаешь? Я чуть не получил от него пулю в спину, когда перебегал. Такая свинья он, этот Кярвет.

Взгляд его словно протрезвел, и он вдруг спросил:

— А кто этот кто-то, который хорошо его знает? Этого типа надо бы прижать как следует.

Я понял, что допустил страшную ошибку. И стал лихорадочно искать возможность как-нибудь исправить ее.

— Фамилия этого человека Велиранд, — вдруг нашел я подходящий ответ. — Он работает в политической полиции.

— Ах, так, — сказал отец Мадиса. Упоминание политической полиции заметно присмирило его. — Я-то подумал, какой-нибудь родственник. Но уж, наверно, родственники такого типа вовремя удрали к большевикам.

— Да уж, наверно, — сказал я облегченно и распрощался окончательно.