В главе «Гимназия» я отмечал, что соседом Мадиса Салувээра по парте был какой-то парнишка из первой начальной школы. Теперь волей-неволей мне придется рассказать о нем несколько подробнее. Потому что никто другой, а именно он перед всем классом бросил мне в лицо жуткое обвинение. Сейчас расскажу, как это произошло.
Все началось с мелочи. Арви — так зовут соседа Мадиса по парте, — проталкиваясь из класса на перемене, случайно наступил мне на пятку, и моя туфля соскочила с ноги. Дело в том, что туфли немного болтались у меня на ноге. Недавно я получил в гимназии ордер на обувь; мама купила мне туфли на размер больше. Ведь я страшно быстро расту. И когда эта туфля на номер больше соскочила у меня с ноги, стал виден штопаный-перештопанный мой старенький носок. Теперь у нас больше не было подходящих ниток, и бабушка штопала какими придется. И вот заштопанный носок, наверно, увидели все.
И Линда тоже.
— Смотри, куда ступаешь, — сказал я Арви.
— А ты не путайся под ногами, — огрызнулся он.
Для парня с такой хилой фигурой, как Арви, это был довольно наглый и самоуверенный ответ.
Причину его самоуверенности не надо было искать далеко — прямо позади Арви стоял Мадис Салувээр. А Мадис был самым сильным парнем в нашем классе и не давал в обиду своего соседа по парте.
Я сунул ногу назад в башмак.
— Ты мог хотя бы извиниться, — сказал я.
— Буду я еще перед каждым извиняться!
Самоуверенность Арви переходила уже всякие границы.
Он стоял передо мною, как лягушка на кочке, и нагло повторял:
— Буду я тут перед всяким извиняться!
Никто больше не торопился из класса. Все ждали и смотрели, что же будет дальше. Быстро скосив глаза, я установил, что Линда тоже тут.
Что вселилось в Арви? Мы всегда с ним хорошо ладили. Я не помнил, чтобы нам случалось задираться или объясняться друг с другом. Но сейчас… Сейчас он просто-таки нарывался на ссору.
— Ты мог бы выразиться яснее, — сказал я выжидающе.
Вот тут-то он и бросил мне:
— Перед полицейским шпиком я не извиняюсь!
Все слышали это.
И Линда слышала.
Дальше все произошло стремительно.
Я ударил Арви изо всей силы. Но он устоял на ногах и, когда я хотел ударить его во второй раз, успел спрятаться за спину Мадиса.
— Ну, ну, — сказал Мадис.
Теперь он стоял передо мной.
Мадис самый сильный парень в нашем классе. У него кулак крепкий, как камень. И сейчас Мадис стоял прямо передо мной и мерил меня долгим, изучающим взглядом.
И этот взгляд вдруг напомнил мне, что вот так же Мадис смотрел на меня, когда я уходил после разговора с его отцом. И вдруг я понял, что означал его изучающий взгляд в тог раз: он подозревал меня! Ведь я говорил его отцу о политической полиции, называл агента Велиранда, который интересуется Кярветом. Проклятый Велиранд! Сам он уже давно исчез с горизонта, но дух его все еще пакостит! Мадис, очевидно, сделал вывод, что и я сам каким-то образом связан с политической полицией. Наверно, он поделился своими подозрениями с Арви, и тот перед всем классом бросил мне в лицо это ужасное обвинение: полицейский шпик!
Но разве же так можно! Когда мы с Олевом стали подозревать Велиранда, мы сначала старательно проверили, соответствуют ли действительности наши подозрения. Мы даже вторглись ряжеными в квартиру Велиранда, прежде чем вынести окончательное решение. А Мадис и Арви поступили совсем иначе. Они поступили легкомысленно, по-моему, даже подло.
Эти мысли мгновенно пронеслись у меня в голове.
Мадис стоял передо мной и смотрел на меня в упор.
И тогда я ударил Мадиса. Ударил неожиданно, сильно, прямо в лицо. У него из носа потекла ярко-красная кровь.
— Ой! — вскрикнул кто-то из девочек.
Я ожидал ответного удара. Я был готов к тому, что кулак силача скосит меня на пол. Но, к моему и, конечно, ко всеобщему удивлению, произошло нечто совсем неожиданное.
— Чего ты на меня лезешь? — сказал Мадис и отошел в сторону. — Своди свои счеты с Арви.
Он спокойно вынул из кармана платок и прижал его к своему окровавленному носу.
Случились две небывалые вещи. Раньше никто из нашего класса не смел ударить Салувээра. И никогда раньше Мадис не оставлял своего друга на произвол судьбы.
Теперь я снова стоял лицом к лицу с Арви. Вся его самоуверенность исчезла, словно ее стерли, как стирают тряпкой мел с классной доски. На лице его теперь был страх, самый обыкновенный страх, который он не мог скрыть.
— Ну-ка объясни: что ты имел в виду? — сказал я и двинулся к Арви.
— Ничего, — пролепетал тот.
Я заметил, что у него дрожит подбородок. Вот-вот заплачет.
— Ну, что — завоешь так или желаешь сначала разок попробовать прямого справа?
У меня в душе не было ни жалости, ни пощады. Я был взбешен. Пожалуй, никогда прежде я еще не был так зол.
