Огонь в темной ночи - [48]

Зе Мария, словно пробудившись от сна, стукнул кулаком по ручке кресла.

— Поработать мотыгой — вот что необходимо этим вашим прогрессивным литераторам! А потом пусть пишут.

Эдуарда немедленно протянула ему зажигалку, заставив тем самым замолчать, чтобы приостановить поток крамолы.

— Но ведь мы ратуем за свободное от компромиссов и сентиментальности сознание, — снова вступил в спор Луис Мануэл. — Нам надоели, надоели эти личности, что находятся в плену своих собственных огорчений. К чему нам нужны эти всезнайки? Их личный опыт, пусть даже поучительный, полный драматизма, — это воздушный шар, надувающийся каждый день так, что чуть не лопается. Туда ничего больше не влезает. Человек, наполняющий мир своим отчаянием, — трус или неудачник. — Абилио, весь превратившись в слух, не пропускал ни одного его слова и, к своему удивлению, заметил, что отдает теперь предпочтение не Жулио, а Луису Мануэлу. — Личный опыт каждого из нас, гипертрофированный эгоизм или чрезмерная чувствительность всегда наносят ущерб интересам коллектива.

Луис Мануэл на мгновение замолчал, почесывая редкий пушок на подбородке. Он обдумывал только что сказанные слова. Внезапно он заговорил, и с такой решимостью, с такой убежденностью, будто вокруг не существовало ничего другого, кроме его размышлений и нетерпеливого ожидания публики.

— Несомненно, интеллектуальная жизнь требует определенной позиции со всеми вытекающими отсюда эксцессами, в том числе неизбежной маскировкой и догматизмом. Сюда можно даже присовокупить ваше обвинение в неестественности, не возражаю. А вы… — Обращая свои возражения прежде всего к Зе Марии, Луис Мануэл смягчил строгое выражение лица добродушной улыбкой. — А вы, так называемые всезнайки, ограничиваетесь в конце концов тем, что осуждаете любую позицию. Неужели так уж важна позиция писателя? Какое значение имеет позиция? Важно то, что за проблемы мы задумали разрешить, поставив на службу весь свой нерастраченный умственный потенциал! Превратить собственные горести в сюжет для литературного произведения означает упразднить их как таковые. Кто спекулирует на страданиях, тот уже не страдает.

— Ишь ты, куда хватил! — воскликнул Зе Мария.

— А куда я хватил? Я еще ни на йоту не уклонился от ваших комментариев.

— Ну и шарады, боже мой! — подала голос дона Марта. — Не понимаю, как вам не надоедят подобные разговоры! У меня от них просто голова разламывается! И не забывай, Луис, что вредно заставлять мозг работать во время пищеварения.

Зе Мария заерзал на стуле. Лицо его пылало. Не обращая внимания на призыв доны Марты, он снова ринулся в бои.

— И ты полагаешь, что в день, когда нам выпадет случай принять участие в уличных боях, нам очень пригодится этот твой умственный потенциал?

— А по-твоему, многого стоит так называемый человек действия? — с презрением возразил Луис Мануэл. — Бедный дурень просто-напросто предоставляет свои мускулы в распоряжение того, кто громче всех орет у него под ухом или чье вмешательство в политику всего-навсего предлог для легкомысленного авантюризма…

Почувствовав, что спор снова непосредственно затрагивает его, Жулио вскочил с места:

— Перед лицом окружающих их трагедий интеллигенты берут на себя ответственность, опьяняясь звучными — ив этом им надо отдать справедливость, — но заимствованными из книг фразами. Иными словами, они благоразумно держатся в сторонке. Поведение их очень сходно, по-моему, с поведением богачей. Конечно, богатый знает, что существуют трагедии. И он раскрывает свой кошелек, прибегая к благотворительности, чтобы доведенная до крайности нищета не выломала у него в доме дверей. Он платит именно тогда, когда надо, — ни раньше и ни позже. Он не бросает опрометчиво свои деньги на ветер. А вот мы, славные буржуа-интеллектуалы, действуем куда более осмотрительно: мы оправдываем свое благополучие, свое комфортабельное уединение приверженностью к умственным занятиям. Как бы говоря: я здесь, с другой стороны, но я с вами.

— Те, кого вы называете богачами, вероятно, здорово вам насолили, сеньор? — не выдержала наконец хозяйка.

Вечер был окончательно испорчен. Ничто уже не могло его спасти. Дона Марта даже не сочла нужным подыскать предлог, чтобы выйти из комнаты. Она удалилась, точно королева, которая щедро распределяла милости среди подданных, а те по невоспитанности или по неблагодарности не сумели их оценить. Ее демонстративный уход не имел, однако, последствий, как того ожидали дона Марта и Абилио. Абилио был бледен и испуган. Ему казалось, что он одновременно и обиженный и обидчик. Абилио думал, что Жулио извинится или, на худой конец, встанет и уйдет. Он ждал чего-то и страстно надеялся, что этого не произойдет. Но пока Луис Мануэл, сытый по горло смешными выходками матери, стыдливо опустив глаза, разглядывал альбом с семейными фотографиями, Жулио резким голосом выкрикнул:

— Что поделаешь, если я не верю богатым? Не верю, когда они притворяются сочувствующими беднякам, и еще того меньше, когда они говорят о том, что хотят поставить свой ум на службу угнетенным. Окружение обязательно подчинит себе любого индивида. Это неизгладимое пятно. Человек принадлежит своей среде до последнего вздоха.