Огонь в темной ночи - [40]

Он говорил с раздражением и сам не понимал, вызвано ли его дурное настроение бестактностью друга или тем, что из-за прихода Зе Марии так некстати прервалось объяснение с Марианой.

— Надеюсь, что больше не побеспокою тебя. — И сверкающие глаза Зе Марии, прежде избегавшие встречаться с ним взглядом, внезапно остановились на Жулио. — Все вы думаете, что я драматизирую ситуацию, ведь правда? Нет, я не драматизирую. Этому надо положить конец, Жулио. Я не могу больше терпеть, чтобы моя семья приносила себя в жертву только ради того, чтобы я стал бакалавром.

Наверное, они думают, что их жертвы окупятся сторицей, даже точно: крестьяне всегда расчетливы, они надеются, что в будущем я сумею вознаградить их за усталость и лишения и принесу семье достаток. Тебе же известно, что сельский житель считает образцом обеспеченности и завидной праздности священника или бакалавра и способен в лепешку расшибиться, лишь бы сын достиг этого звания, оставаясь уверенным, что если в семье появится священник или бакалавр, то это озолотит всех остальных. Но имею ли я право их разочаровывать? Могу ли я допустить, чтобы они вели жалкую, полную лишений жизнь, а я бы шатался здесь по кафе, по кинотеатрам, заводил друзей, обсуждающих утонченные интеллектуальные проблемы, и наслаждался привилегированным общественным положением? Знаешь, Жулио, у меня есть брат, который мотыги из рук не выпускает. Он работает с утра до позднего вечера, такой же отупевший и голодный, как все, а я, его кровный брат, готовлю себя к жизни обеспеченного буржуа. Я просто негодяй, Жулио!

— Напрасно ты себя мучаешь, — возразил Жулио, впрочем, без особого энтузиазма. Он нервничал, и разыгранная другом мелодрама окончательно нарушила его душевное равновесие. Зе Мария неудачно выбрал время, чтобы представить на его суд свои проблемы.

— Да, ты прав. — И Зе Мария сел, ссутулившись, безвольно склонив голову, — такая поза появилась у него недавно, — словно задумался над тем, что хотел сказать. — Ты прав. Потому что, если они попрекают меня своей жертвой, я тоже мог бы… Я тоже мог бы напомнить, что их жизнь все равно была бы такой, даже если бы меня вовсе не существовало на свете. — Внезапно поняв, что это всего-навсего игра в благородные чувства и красивые слова, Зе Мария вскочил в стремительном порыве: — Но я должен идти до конца, стиснув зубы. Мне надо их вознаградить.

— Их или себя?.. — Но, увидев, что Зе Мария в бешенстве уставился на него, Жулио тут же переменил тон и мягко спросил: — Ты, наверное, давно не получал писем из дома, не так ли?

— Я как раз получил письмо. И представляю себе всю эту церемонию, как они его обдумывали и писали. После длинного рассказа о повседневных невзгодах и огорчениях, где всегда подчеркивается одно и то же, вероятно, чтобы я не забывал, как им туго приходится, они мне советуют подождать. Подождать, запастись терпением. Ох уж это мне терпение! А в конце сообщают, что шлют в подарок домашнюю колбасу. Словно говорят: заткни глотку твоим заимодавцам парочкой колбас… Домашними колбасами, Жулио! И хуже всего то, что я даже не могу посмеяться над ними. Я знаю, Жулио, знаю, что я их сын, плоть от их плоти, что эти колбасы должны меня растрогать, что они означают… Можешь ли ты себе представить, что означает для них такая посылка?!

— Могу, поверь мне. И именно поэтому ты должен все вытерпеть и дать им то, что они от тебя ожидают. Найди в себе мужество пережить эти трудности.

— Легко сказать, найди мужество!

— Так какого же совета ты от меня ждешь? — жестко спросил Жулио. — Ты предпочитаешь, чтобы все мы плакали и причитали вокруг тебя? По-твоему, только ты один герой и мученик, а ведь другим тоже приходится преодолевать подобные трудности!

— Другим?!

— Тебе неприятно слышать, что ты не единственный? Ты хотел бы, чтобы вся слава пришлась на твою долю?

— Я вижу, тебе нравится причинять мне боль. Или ты уже раскаиваешься, что одолжил деньги?

— Твой выпад все равно меня не задел. Я только хочу предостеречь: перестань считать себя героем, достойным литературного произведения. Ты сам, собственными глазами должен увидеть, что реагируешь на все так, будто ты завидуешь нашим почтенным коллегам-буржуа, которые не нуждаются в том, чтобы… получать из дому домашние колбасы. Разве это не правда?

Не выказывая раздражения, Зе Мария сел, бессильно опустив руки. Он размышлял. Жулио хлопнул его по плечу и воскликнул:

— Тебе необходимо встряхнуться, дружище! Сходи сегодня к Луису Мануэлу. Возьми с собой Днну, такую девушку можно любить всю жизнь.

— Мне не хочется никуда идти.

— Брось хандрить. Лучше сходи к Луису Мануэлу и раз и навсегда покончи со всеми своими угрызениями совести.

ХIII

Мариана все еще никак не могла опомниться, когда села за стол. Даже шумная возня матери по хозяйству, целью которой было лишний раз подчеркнуть, как она трудится не покладая рук на благо семьи, не в состоянии была вывести ее из задумчивости. Мариана заново переживала то, что произошло этим утром, и все ее мысли были настолько поглощены встречей с Жулио, что ни для чего другого не оставалось места. И если ей казалось, что она что-нибудь забыла, то Мариана вновь возвращалась мыслями к случившемуся, чтобы снова все проанализировать с еще большей тщательностью и удовольствием. О, ей хотелось кричать, пусть все узнают о ее радости! Но домашние все равно не смогли бы ее понять, и потому она мысленно вела диалог, где сама была и слушателем, и действующим лицом, и Жулио повторял ей свои слова, жесты, музыку, выражая все то, чего не успел сказать.