Огонь в ночи - [35]

Тамара Панкратьеву невзлюбила и считала, что Дубов ее балует и много ей позволяет. Дубов поначалу отмахивался, понимая, что в жене бродит несвойственная ей ревность, но со временем и сам начал испытывать в адрес Панкратьевой плохо скрываемое раздражение. Жизнь изменилась, фирма выросла, набрала обороты, Аня Панкратьева постепенно отошла на второй план, и Дубов справедливо гордился собой и считал себя важным начальником. Если б не Анька, которая все время опускала его с небес на землю и указывала на всяческие недостатки. Еще бы просто говорила: мол, Саша, вот тут и тут ты не прав. Так нет! Она постоянно над ним подтрунивала и ставила в неловкое положение. Более того, вся фирма взяла с нее пример и переняла эту манеру разговора, когда непонятно, шутит твой собеседник, говорит правду или попросту издевается.

Панкратьева называла это все игрой ума и эзоповым языком, а он уставал до невозможности от этих полунамеков и двойных смыслов. Однако долго злиться на Панкратьеву он не мог, и она этим откровенно пользовалась. Но больше всего Дубова раздражало, когда заказчики воспринимали ее как равного ему партнера. И не только заказчики, а и некоторые сотрудники тоже считали Аньку руководителем равноценным великому и всемогущему Александру Евгеньевичу Дубову. Бегали жаловаться на него Панкратьевой. Это было самым неприятным, потому что на Аньку Дубову не жаловался никто. Он злился, направлял ее в наитруднейшие командировки, поручал невыполнимые задания и сам приходил в восторг, когда она, как волшебная щука или золотая рыбка, выполняла все его поручения. Сначала радовался, а потом злился еще больше. Как-то даже хотел ее уволить, но третий компаньон не дал, сказав, что такими ногами, как у Панкратьевой, он ему разбрасываться не даст.

Дубов понимал, что третьему компаньону на самом деле гораздо интереснее, если в фирме на хозяйстве будет находиться такая супротивная парочка – Дубов и Панкратьева.

Короче, никакой управы на Аньку Панкратьеву у Дубова не было.

В тот день он вернулся из трудной командировки, где его постоянно спрашивали о том, как там поживает очаровательная Анна Сергеевна, и просили передавать ей привет. А когда он заговорил о дополнительном объеме работ, все засмеялись. Директор завода сказал:

– Да уж, мы наслышаны, как ваша Панкратьева за счет дополнительных соглашений сумму договора может в три раза увеличить!

Ясное дело, что при решении технологических вопросов про Аньку не вспоминали, зато накинулись на Дубова, указывая на ошибки в расчетах. Короче, он получил от заказчика втык и почувствовал себя чуть ли не рядовым технологом на предприятии великой Панкратьевой. А тут еще Тамарка по приезде устроила ему сцену по поводу того, что на даче рабочие плохо выложили камин, а ему нет до этого никакого дела.

Дубов приехал в офис, мягко говоря, не в духе, о чем секретарша не преминула доложить Панкратьевой.

«Идиотки, не понимают, что между кабинетами тонкая стенка, да еще говорят, как два гвардейца на плацу. Орут, как глухие», – думал Дубов, слыша, как Панкратьева у себя в кабинете кого-то успокаивает по телефону.

Поэтому он не удивился, что на назначенную им оперативку Панкратьева опоздала. Он демонстративно не начинал совещания, пока она не появится. Наконец она приперлась и выдала на-гора все положенные в таком случае книксены и реверансы. Он начал рассказывать про трудности, с которыми столкнулся в такой тяжелой и нужной всем командировке, а она все поглядывала на часы и зевала. А потом в кабинет ввалилась эта дурочка Оксанка из бухгалтерии. Взял на свою голову девочку после института, дочку уважаемого, влиятельного чиновника. Думал, и услугу хорошему человеку сделать, и свои глаза и уши в бухгалтерии иметь. Как бы не так! Девочка быстро освоилась, переняла все Анькины манеры, смотрит ей в рот, а его откровенно множит на ноль. Влетела в самый разгар его речи, бумаги Панкратьевой на подпись принесла. Как министру какому-нибудь, который вынужден разными глупостями заниматься в то время, когда его ждут великие дела. Больше всего Дубова взбесило то, что все остальные присутствующие в этот момент на оперативке сотрудники смотрели на это дело с пониманием, всем своим видом показывая, что мы тоже люди подневольные, вынуждены тут этого дурака Дубова слушать. И тут еще опять хиханьки да хаханьки Анькины про «Летку-енку».

Ну, Дубов, само собой, сорвался. Сорвался – это мягко сказано. На самом деле всеми любимый весельчак Шура Дубов просто озверел. Озверел оттого, что все эти годы после встречи с Панкратьевой дела его хоть и идут в гору, но не чувствует он больше той всеобщей любви и обожания, как раньше. Все какие-то издевки вокруг да подковырки. Вот и выдал он этой скотине все, что про нее думает, не стесняясь в выражениях. И про министра, которого она из себя корчит, и про морду смазливую, и про задницу ее, как основной инструмент бизнеса. В общем, как следует высказался. Все аж голову в плечи втянули, а этой – хоть бы хны, сидит, зараза, ухмыляется.

И в тот самый момент, когда уважаемый человек Александр Евгеньевич Дубов, бывший счастливчик, весельчак и любимец женщин, пошел уже на второй круг, он вдруг почувствовал легкий подзатыльник. От удивления он даже замолчал и оглянулся, и в этот момент его затопило теплом и любовью. Самой настоящей любовью ко всем сидящим в его кабинете, а особенно к Аньке Панкратьевой. Стыдно стало до невозможности. Вспомнил он, как они с Анькой в самом начале перестройки холодные и голодные бегали по московским офисам, пытаясь получить заказы. Как на пару обрабатывали заказчиков, как сидели из-за нелетной погоды в тюменском аэропорту, у них кончились деньги, и Анька отдала ему свой последний пирожок с капустой. Как делили первые доходы, как радовались совместным успехам. Куда это все ушло? Почему они теперь как кошка с собакой? Или это он, как собака, на всех бросается?