Огонь - [121]
Она на цыпочках крадется в гостиную и выглядывает из-за занавески.
И сразу узнает этого человека по прямой осанке, шапке и пуховику, который он носит второй год подряд.
Густав.
Она выбегает в прихожую и распахивает входную дверь. Холодный вечерний воздух обжигает ей лицо.
— Подожди! — кричит она.
Густав оборачивается.
— Привет! — говорит он, поворачивая назад к дому. — Извини, я тебя разбудил?
— Ну, не то чтобы… — уклончиво отвечает Ида.
На лице Густава появляется выражение, которого она никогда не видела.
— Можно мне войти? — спрашивает он.
И Ида вдруг понимает: он волнуется.
Густав снимает в прихожей куртку. Видно, что он уже бывал в этом доме.
Старая ревность просыпается в сердце Иды.
— Твой папа дома?
— Нет, работает.
— А мама в Стокгольме, да?
Они стоят в прихожей. Смотрят друг на друга. И одновременно отводят взгляд.
— Хочешь чаю, соку?
— Нет, спасибо… Я просто хотел… поговорить. Если ты не против.
— Конечно, давай! — поспешно отвечает Ида.
— Ты, наверно, понимаешь… — начинает Густав.
Нет, она не понимает. Она знает только, что давно не видела Мину и Густава вместе. Жаль, что в длинном списке Мину не нашлось места для информации про Густава.
— Ну… — снова уклончиво говорит она.
Она проводит Густава в гостиную, садится рядом с ним, чувствуя, как уши Мину краснеют, как всегда выдавая ее с головой.
Она сидит на диване.
Рядом с Густавом.
Она столько лет смотрела на него издали, но никогда не обращала внимания, что у него такие красивые губы.
Может, это произойдет именно сейчас? И Густав ее поцелует?
Нет, напоминает она сама себе. Не надо, чтобы это произошло сейчас. Сейчас она не Ида, а Мину. И не надо об этом забывать.
— Не знаю, с чего начать. Мне ужасно стыдно, — говорит Густав. — Я понимаю, ты сердишься на меня. И боялся, что, если я позвоню, ты не возьмешь трубку. Поэтому я пришел.
Ида молча кивает. Надо дать Густаву выговориться. Возможно, тогда она поймет, о чем идет речь.
— Ты была права, — продолжает он. — «Позитивный Энгельсфорс» — это секта.
Он смотрит на нее, ожидая реакции. Реакция следует немедленно. Уши Мину становятся прямо-таки пунцовыми.
— После смерти Ребекки я был сам не свой. И только сейчас понял, насколько мне было плохо. Я поверил, что «Позитивный Энгельсфорс» мне поможет. И разозлился, когда ты попыталась разрушить эту иллюзию. Я очень сожалею о том, что тогда наговорил. Ты была моим лучшим другом. Ты понимала меня лучше всех. А я тебя променял на… Рикарда.
Густав смотрит на Иду своими прекрасными глазами, а ей хочется заключить его в объятия и сказать, что ему она готова простить все, что угодно.
— Ничего, — говорит она.
— Нет, не «ничего».
— Я понимаю, ты был расстроен смертью Ребекки…
— Это меня не извиняет. Я должен был понимать, что легких путей нет. Боль нельзя просто забыть. Ребекка навсегда останется в моем сердце. Я понял это. И… готов это принять.
Ида делает то, чего никогда бы не осмелилась сделать в обычной ситуации: она берет Густава за руку и крепко ее сжимает.
Его рука теплая и сухая, именно такая, как Ида себе представляла. Прикосновение заставляет ее вздрогнуть.
— У меня с самого начала были кое-какие сомнения. Но «ПЭ» учит, что сомнения вредны. Они мешают хорошему самочувствию. И я старался их отогнать, старался работать над собой. Однако на днях я услышал от Рикарда одну вещь, которая открыла мне глаза.
Свободной рукой он сердито вытирает с глаз слезу.
— Он сказал, что Ребекка покончила с собой, потому что попала под воздействие негативных сил Вселенной и впала в депрессию. И точно так же люди, погибающие в войнах и катастрофах. Типа, они настраиваются на неправильную волну. Бред какой-то!
— Да, — сказала Ида. — Да.
Она всегда отгоняет от себя мысли о Ребекке. Но ей это плохо удается. В прошлом году она ее ненавидела. За то, что, появившись невесть откуда, Ребекка украла у нее Густава. Сейчас Ида вдруг понимает, что никогда не думала, какой была Ребекка. Пока она была жива, она была для Иды помехой. А своей смертью постоянно напоминала Иде о ее собственной уязвимости.
Однако сейчас Ида поняла, как сильно Густав любил Ребекку. И за это она стала любить его еще больше.
— Рикард постоянно пытался втянуть меня в узкий круг посвященных, но я все время отказывался. Я не хотел ничего знать о том, что у них там происходит. У меня нет доказательств, но мне кажется, в этой истории с Линнеей Валин… они правда против нее что-то затевали…
Иде очень хотелось рассказать ему про случившееся, про Эрика, но Избранницы договорились сообщать всем только ту версию, о которой знала полиция.
— В тот вечер квартиру Линнеи разгромили, — сказала Ида. — Линнея заявила в полицию.
— Я уверен, это они сделали. В тот вечер я был в их офисе, они что-то замышляли. Они совсем оторвались от реальности. Думают, они могут делать что хотят, и уверены в своей безнаказанности. Это страшные люди.
— Но теперь все хорошо. Ты ушел от них.
— Нет, — возразил Густав. — Я только что позвонил Рикарду, извинился за свое поведение и попросил включить меня в круг посвященных. Если я туда войду, я смогу раздобыть информацию для твоего отца, и он ее опубликует. Кто-то должен их разоблачить, пока еще не поздно.
