Огонь между небом и землей - [11]

— Просто отдай его мне, Ло! Прекрати!

Ее глаза были пустыми, и это выглядело так, словно я боролся с привидением. С тяжелым вздохом я бросил пакетик на стол и наблюдал, как она вытерла нос, прежде чем открыла упаковку, нашла свое лезвие и сделала пару дорожек кокса на обеденном столе.

— Ты хаос. Ты проклятый хаос, и никогда не станешь лучше, — сказал я, пока она нюхала порошок.

— Говорит мальчик, который, скорее всего, пойдет в свою спальню, закроет дверь и затянется своим собственным лекарством, которое дал тебе папочка. Он большой плохой волк, но Красная Шапочка — мальчик в капюшоне — продолжает ему звонить, чтобы получить свое лекарство. Думаешь, ты чем-то лучше, чем я или он?

— Да, — сказал я. Я употреблял, но не много. У меня все под контролем. Я не был одичавшим.

Я был лучше, чем мои родители.

Должен быть.

— Это не так. У тебя в душе самое худшее от нас обоих. Келлан хороший, он всегда будет в порядке. Но ты? — она сделала еще две линии кокса. — Я удивлюсь, если ты не умрешь в двадцать пять.

Мое сердце.

Оно перестало биться.

Шок пронзил меня, когда слова сорвались с ее губ. Она даже не вздрогнула, когда произнесла их, а я почувствовал, как часть меня умерла. Я хотел стать совершенно противоположным тому, что она думала обо мне. Я хотел быть сильным, быть уверенным, быть достойным существования.

Но я по-прежнему был белкой в колесе.

Бегущим по кругу и абсолютно в никуда.

Я пошел в свою спальню, захлопнул дверь и потерялся в мире своих собственных демонов. Я задавался вопросом, что произошло бы, если бы я не поздоровался со своим отцом много лет назад. Я задавался вопросом, что произошло бы, если бы мы никогда не встретились.

Логан, семь лет

Я встретил своего отца на крыльце чужого дома. Мама взяла меня с собой в какой-то дом той ночью и велела подождать ее снаружи. Она сказала, что забежит на минутку, а потом мы пойдем домой, но я понял, что веселье у нее и ее друзей затянулось дольше, чем они рассчитывали.

Крыльцо было практически разрушенным, а моя красная толстовка не очень подходила для зимнего холода, но я не жаловался. Мама всегда ненавидела, когда я жаловался. Она говорила, что так я выглядел слабаком.

На крыльце была сломанная металлическая скамейка, напротив которой я сидел, притянув колени к груди. Время шло. Вокруг снег, ни разу не тронутый лопатой.

Давай же, мам.

В ту ночь было так холодно. Я мог видеть свое дыхание, и поэтому, чтобы развлечь себя, стал выдыхать горячий пар изо рта.

В течение ночи в дом входили и выходили люди, но едва ли кто-то из них замечал меня, сидящего на крыльце. Я дотянулся до заднего кармана и вытащил маленький блокнот и ручку, которые всегда носил с собой, и начал рисовать. Когда мамы не было рядом, я часто занимал себя рисованием.

В ту ночь я рисовал много: до тех пор, пока не начал зевать. В конце концов, я уснул, свернувшись на скамейке, подтянув ноги внутрь своей красной толстовки. Пока я спал, холод не чувствовался, и это было замечательно.

— Эй! — сказал суровый голос, вырывая меня из сна. В тот момент, когда глаза окончательно открылись, я вспомнил про холод. Мое тело начало дрожать, но я не садился. — Эй, ребенок! Что, черт возьми, ты здесь делаешь? — спросил голос. — Вставай.

Я сел и потер глаза, зевая.

— Моя мама внутри. Я просто жду, — мои глаза сфокусировались на человеке, говорившем со мной, и я испуганно вытаращился. Он выглядел злым, у него был большой шрам, идущий через левую сторону его лица. Черные с проседью волосы спутаны, глаза казались похожими на мои. Карие и скучные.

— Да? И как долго ты ждешь? — прошипел он, между его губ торчало что-то вроде сигареты.

Мой взгляд поднялся к потемневшему небу. Когда мы с мамой пришли, было темно. Я не ответил мужчине. Он недовольно вздохнул и сел рядом со мной. Я отодвинулся на другой край скамейки, как можно дальше от него.

— Расслабься, ребенок. Никто не обидит тебя. Твоя мама наркоманка? — спросил он. Я не знал, что это означало, поэтому пожал плечами. Он хмыкнул. — Если она в этом доме, значит, наркоманка. Как ее зовут?

— Джули, — прошептал я.

— Джули кто?

— Джули Сильверстоун.

Его губы слегка раскрылись, и он поднял голову, глядя на меня.

— Твоя мама Джули Сильверстоун?

Я кивнул.

— И она оставила тебя здесь?

Я снова кивнул.

— Вот сука, — пробормотал он, вставая со скамейки и сжимая руки в кулаки. Он подошел к передней двери, но, открыв дверную сетку, остановился. Вытащив сигарету изо рта, он протянул ее мне.

— Ты куришь травку? — спросил он.

Это была совсем не сигарета. Мне следовало понять по запаху.

— Нет.

Он нахмурился..

— Ты сказал Джули Сильверстоун, так? — я кивнул в третий раз. Он вложил косяк мне в руки. — Покури пока травки. Это согреет тебя. Я вернусь с твоей сучкой-матерью.

— Она не… — дверь захлопнулась раньше, чем он смог услышать, как я закончил предложение, — …сучка.

Я зажал косяк между пальцами и задрожал от холода.

Это согреет тебя.

Я замерзал.

Поэтому сделал затяжку и подавился собственным кашлем.

Я долго и сильно кашлял, после чего затушил косяк о землю. Мне было не понятно, почему кто-то делал это — почему кто-то курил. В этот момент я пообещал себе никогда не курить снова.