Огонь души - [6]

— Твой огонь, похоже, обладает магической силой.

Селена робко подняла глаза и увидела, как улыбка изменила его лицо. Он вдруг стал выглядеть гораздо моложе.

Дефект речи, думал Андреас, скорее всего, врожденный, наверное, в раннем детстве его как-то исправили, но, очевидно, слишком поздно и без последующих систематических занятий. Можно себе представить, как девочка страдает от этого недостатка. Она действительно была красива, но ее робость доходила до боязливости.

Тень пробежала по лицу Андреаса, и глубокая складка снова пролегла между бровями, придав ему суровое выражение. Какое мне до этого дело? — спрашивал он себя, ведь уже много лет назад достиг он того состояния, когда его уже ничто не могло тронуть.

Легкий ветерок подул через окно, и тонкий занавес заколыхался. В жарком дыхании лета благоухание распустившихся цветов смешалось с ароматом горящей древесины и запахом зеленой реки, несущей свои волны навстречу морю. Ветер пронесся, вздыхая, через весь дом Андреаса и вывел его из задумчивости.

— Тебе нужна помощь, чтобы перенести твоего друга, — сказал он и сделал знак Малахусу, — мой раб тебе поможет.

Селена бросила на него непонимающий взгляд.

— Наверное, ты хочешь, чтобы его отнесли домой, — добавил Андреас.

— Д-домой?

— Ну да, конечно. Ему нужно лежать, пока он не поправится. А ты как думала?

Селена была в замешательстве.

— Я н-не зн-наю. Я н-не знаю, кто он.

Андреас был сбит с толку.

— Ты его совсем не знаешь?

— Я к-как раз шла через пл-л… — Селена в ужасе прижала ладонь ко рту, — моя корзина!

— Ты хочешь сказать, что ты этого человека совсем не знаешь? Почему же ты звала на помощь?

— Моя корзина, — закричала она опять, — н-наши послед-дние деньги… лекарства…

Теперь в его голосе появилось нетерпение.

— Если уж ты не знаешь этого человека, то я его уж и подавно не знаю. Почему тогда мы здесь? И почему я делал ему операцию?

Селена взглянула на спящего:

— Он же б-был ранен.

— Он был ранен, — повторил Андреас, не веря своим ушам, и увидел, что его раб улыбается.

Его лицо еще больше помрачнело.

— Потратить впустую полдня неизвестно на кого, — бормотал он, — и что мне теперь с ним делать?

Селена не отвечала. Нетерпение Андреаса переросло в раздражение.

— Ты что, думала, что я оставлю его здесь? Я не беру пациентов к себе в дом. Это в обязанности врача не входит. Я его прооперировал. Теперь его семья должна позаботиться о его выздоровлении.

Лицо Селены выражало сомнение.

— Н-но я н-не знаю его сем-мью.

Андреас пристально посмотрел на нее. Неужели этого ребенка так волновала судьба совершенно незнакомого ей человека? Откуда в ней это сострадание? Давно не встречался он с таким простодушием. Давным-давно. В последний раз это было в Коринфе, когда он рассматривал собственное отражение на водной глади пруда, это было лицо незрелого юнца, детское безбородое лицо мальчика, стоящего на пороге прозрения.

Андреас сдержал нарастающий гнев. Эта девочка, такая еще доверчивая и неиспорченная, каким и он был когда-то, была теперь на пороге прозрения, она остановилась на рыночной площади и преодолела свою робость, чтобы помочь совершенно чужому человеку.

Селена видела выражение его лица, и вопрос, который мучил ее уже давно, вновь всплыл в ее голове. Это был вопрос, на который, казалось, нет ответа: что делают с больными и ранеными после того, как проведена операция, но они еще не вполне здоровы.

В доме матери она постоянно была свидетельницей этого: незнакомцы приходили к ней за помощью, и у них не было никого, кто мог бы за ними потом ухаживать. Это были одинокие люди — вдовы, не имеющие родных, одинокие инвалиды. Всем им оказывала Мера помощь, но не было никого, кому было до них после этого дело. А на улицах! Особенно в грязном квартале в гавани, где дети слонялись толпами, где проститутки рожали детей в темных переулках, где безымянные матросы болели и умирали на холодной мостовой. Эти люди были предоставлены смерти, потому что у них не было никого, кто беспокоился бы о них, потому что не было на земле места, где они могли бы найти убежище. Селена сказала:

— Пожалуйста, не мог бы ты его…

Андреас молча смотрел на нее и упрекал себя за то, что позволил втянуть себя в эту историю. Но потом он смягчился от ее умоляющего взгляда.

— Ну хорошо, — сказал он наконец, — я пошлю Малахуса на рыночную площадь, чтобы он навел там справки. Может быть, там кто-нибудь знает этого человека. А пока, — Андреас взял свою белую тогу и накинул ее на плечи, — он может остаться здесь под присмотром моих рабов.

Селена благодарно улыбнулась.

«В ней есть что-то притягательное, — думал Андреас, — но невозможно определить, что именно. Она явно не из богатых — это видно по ее одежде. Интересно, сколько ей лет? Наверное, еще нет и шестнадцати, на ней было платье до колена, какие обычно носят дети. Но, вероятно, уже близок день, когда она облачится в столу и паллу, которые носят взрослые женщины». И снова, словно подчиняясь неведомой силе, взгляд Андреаса вернулся к ее красивым губам, которые манили скрытой в них чувственностью. И снова вспомнилась ему мальва, которую он однажды видел. Полные алые губы придавали ее лицу экзотическую соблазнительную привлекательность, особую прелесть, перед которой трудно было устоять. Злую шутку сыграли с ней боги, превратив этот рот, самое красивое, что было в девушке, в самый большой ее изъян. Как будто они хотели посмеяться над ее красотой. Он вдруг почувствовал, что судьба этой девушки небезразлична ему. Почему, он и сам не знал. Неожиданно для себя он спросил: