Огниво Рассвета - [22]
— Польщен твоей заботой. — Я подступил к нему, прижал лезвием горло, уперев попятившегося капитана спиной в стену.
Его лицо пострадало от пламени не так сильно, как я ожидал. Даже ожогов толком не было, одни покраснения и выжженные без остатка брови. Никогда еще не доводилось видеть безбровых людей — весьма глупое зрелище. На расстоянии, в полутьме, Альрет вообще казался абсолютно не уязвленным танцевавшим на коже несколько секунд огнем. Но теперь-то мои глаза могли в полной мере оценить пускай скупые, но все же плоды этой яростной пляски.
Я запустил руку ему за поясницу, сорвал с ремня томившуюся там вторую связку ключей, поднял:
— Не подскажешь, который от нашей?
Капитан стражи зло скрипнул зубами. Любой другой на его месте не почурался бы харкнуть мне в лицо, но, видимо, командующий Альрет был не так воспитан. Он лишь молчал, исходя немым гневным жаром.
— Ладно, сам найду. — Я опустил связку, оглянулся на затворенную сосновую створку. — Много ль в соседних камерах арестантов?
— А тебе какое дело? — выдавил из себя Гамрольский.
— Да никакого, просто спросил… Что ты там говорил?.. — Сталь еще сильнее придавила на кожу. — Эти стены глухи, верно?
Я оторвал кинжал от его горла, но только ради того, чтобы мгновение спустя вонзить клинок в раскрытую, приставленную на высоте плеч тыльной стороной к стене ладонь, буквально пригвоздив ее к толстому камню подземелья. Альрет надрывно вскричал, чуть опускаясь на обессилевших ногах.
— Паскуда… — издал он сквозь зубы.
— Да, слышал уже.
Я отпустил рукоять и, глядя на поникшего капитана стражи, отступил назад к темничной двери. Принялся перебирать закорючками на кольце — фортуна мне явно благоволила. Уже второй ключ подошел, как влитой. Несколько сопровождавшихся гулкими щелчками поворотов в тяжелом замке — и створка податливо отворилась.
Подобрал с пола уголек, недолго его поразглядывал, кинул быстрый взгляд на Альрета:
— На вот, — Я кинул черный камешек ему под ноги, — брови подрисуй. А то негоже капитану стражи без бровей расхаживать.
Подгоняемый тихой бранью пытавшегося освободиться Гамрольского, я выступил в полумрак отдававшего гнилью коридора и запер за собой дверь. В переходе было пусто и безмолвно. Слева, шагах в тридцати, коридор упирался в тупик, справа же, в нескольких ярдах от меня, расположилась лестница наверх. Стражи здесь не оказалось — к чему сторожить заключенных у камер? Выход отсель все равно был один — там-то, верно, и собиралась вся охрана.
Вдоль каждой стены, на равном друг от друга расстоянии, тянулись одноликие, освещаемые скупым светом пары коридорных факелов, створки многочисленных камер. Не теряя времени я принялся, перебирая пальцами ключи, отворять их одну за другой. Этот процесс оказался весьма долгим, отмычки, в завидном большинстве, подбирались отнюдь не сразу. Что примечательно, прослышав щелчки в замочных скважинах, никто из заключенных даже не решался высунуть носа из узилищ, все также продолжая безропотно сидеть на своих скрипучих койках. Приходилось самолично открывать каждую камеру — благо, заполнены оказались не все — и поторапливать тосковавший в них люд. Подтолкнуть заключенных к бунту большого труда не составило, хотя смотрелись они достаточно безобидными, словно загнанные в угол щенята, да и по возрасту были около моего. По итогу я насчитал около дюжины — вполне достаточно, чтобы поднять на уши всю сторожку.
Когда мои новоиспеченные единомышленники примерно уяснили сочиненный мною план, заключавшийся, по сути, в одном слове: «бежать!», мы неровной вереницей двинулись вверх по лестнице. Клацнула открытая мною толстенная дверь, и толпа заключенных, с орами и улюлюканьем, ринулась в раскрытый проход. Я же оставался в тени, наблюдая за тем, как, роняя на своем пути пытавшихся схватить их стражников, узники, один за другим, выбегали на улицу. Пришлось ненадолго спрятаться за распахнутой внутрь дверью, когда один из тюремщиков решился спуститься вниз, дабы проверить все ли удрали. После этого сторожка опустела — наполнявшая ее стража без остатка бросилась следом за беглецами. А я тем временем в гордом одиночестве, накинув на голову капюшон, ступил наружу. Блюстителей порядка даже на улице след простыл — от окоема до окоема я не наблюдал ни единой алебарды или арбалета.
Дорога до приснопамятного закоулка оказалась довольно долгой. Приходилось идти спокойным шагом, чтобы не привлекать ненужного сейчас внимания. Иногда сбить притаившаяся в засаде, то ли плюнувшая на погоню стража вынуждала меня искать обходные тропы, как назло перерезая путь напрямик. Мне думалось, конечно, прошагать мимо них, но кто знает, быть может среди группы перекрывших дорогу воинов нашелся бы тот, кто опознал бы меня даже в капюшоне. Потому, во благо собственной сохранности, пришлось принести в жертву невероятно драгоценное для меня ныне время.
Утонув во мраке переулка, я принялся лихорадочно ощупывать кладку в том месте, где, как мне помнилось, таился ключ. Собаки, к слову, было не видать.
«Какой же я глупец!» — нутряно журил себя я.
Воистину, как мог не додуматься до столь очевидных вещей! Целую делегацию не станут снаряжать, чтобы скрыть товар, способный уместиться на лапке почтовой птицы. На герцогском фургоне никогда не сокроют опознавательные знаки. Наоборот, постараются влепить как можно более жирное клеймо на самое видное место, еще и проводят чуть ли не с тем же торжеством, с каким отправляли солдат на поле брани. Впрочем, сопроводительного отряда для такого груза обычно хватало, дабы развязать маленькую победоносную войну.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.