Огни Новороссийска - [31]

Триста красноармейцев — рабочих завода штурмовали Турецкий вал на Перекопе. Под Перекопом, познакомившись с данными разведки, добытыми Шепетовым, Фрунзе сказал о нем:

— Этот мальчик станет комдивом… Вот попомните мое слово.

Великий пролетарский полководец проникновенно предсказал судьбу отважного юноши. Красная Армия явилась академией жизни для Шепетова. Он был командиром отделения, потом взвода, политруком роты, и, наконец, стал генералом — командиром гвардейской дивизии.

Гамза назвал Шепетова, когда тот командовал 96-й горно-стрелковой дивизией, генералом 96-й пробы.

Отовсюду доносился медленный храп восьми тысяч окаменевших от сна солдат. Минуло два часа, и каждого из них пришлось подымать в отдельности. Просыпаясь, они содрогались от мысли о том, что им предстоит еще пережить.

Выйдя из окружения, дивизии нашей армии, окутанные тучами пыли, стремительно уходили к Днепру.

…В поисках редакции я помчался в Никополь, но там переправа через Днепр была разбита и город горел. Трупы детей и женщин, убитых фашистскими бомбами, лежали на берегу, и десятки тысяч беженцев метались от хаты к хате в поисках лодок и хлеба. Так же, как в Хотине, где люди рвались через Буг, здесь все стремились за Днепр, видя там конец всех своих страданий. Днепр казался той китайской стеной, которая должна была, наконец, остановить врага. Я тоже верил в могучую силу Днепра.

Вечером с трудом нашел редакцию в Новой Каменке. Все сотрудники были взволнованы. Противник находился где-то близко, но где — никто не знал.

Редактор приказал мне отправиться в разведку.

Михаил Ройд, Павло Байдебура и я сели в грузовик и, прихватив ручной пулемет, поехали по дороге на запад. Навстречу валили толпы беженцев. И на женщинах и на мужчинах верхняя одежда была в скатках, как у солдат.

— Далеко до Днепра? — спрашивали они.

Через двадцать километров увидели арбы, несущиеся навстречу вскачь. В арбах сидели женщины и дети, перепуганные погонщики что есть силы нахлестывали кнутами коней.

— Немцы! — крикнул какой-то дядько в барашковой шапке. Но мы уже сами увидели мотоциклистов, — видимо, разведку.

Шофер развернул грузовик, и мы помчались назад. Над нами тонко, словно оборванная струна, пропела пулеметная очередь.

Вернулись в Новую Каменку, забитую голодными, истерзанными сомнениями и страхами, беженцами. Одолеваемые смертельной усталостью, они лежали на земле и никак не могли уснуть. В селе полная неразбериха. Трактор тянет куда-то подбитый танк, облепленный мальчишками. Четыре мотоциклиста ищут хозяйство какого-то Маценко, с подвод разгружают инженерное имущество, новенькие киркомотыги, запаянные цинки с патронами и ящики пустых пивных бутылок — говорят против танков. Я знаю, что бутылками с горючим наши бойцы сожгли немало немецких танков.

Неожиданно встретили Шепетова. Генерал был раздражен, посмотрел на огромную толпу людей, собравшихся на площади.

— Не успеют перебраться на ту сторону Днепра… Оставляю для прикрытия потрепанную роту, а всего на один гвоздь не повесишь.

Несмотря на множество народа, село придавила кладбищенская тишина.

Одна рота из шепетовской дивизии поспешно готовила оборону. Кто-то проговорил в темноте:

— Вот рою окоп на сто лет, без ремонта.

Меня всегда удивляло обилие отступающих войск, в то время как противника часто сдерживала всего лишь жидкая цепочка бойцов, зачастую находившихся за пятьдесят метров друг от друга.

— Дорого достанется Гитлеру Днепр, — сказал Шепетов, садясь в свою пробитую осколками «эмку». Это был человек, уверенный в своей силе. Даже поражения в боях не смогли поколебать его волю.

В редакцию доставили приказ коменданта второго эшелона — двигаться южнее, на Качкаровскую переправу. Я получил под свое начало автобус со всеми редакционными девушками — машинистками и корректорами — и присоединился к колонне.

В дороге автобус испортился. Девушек пересадили на подвернувшийся грузовик, а я и шофер Марков остались в степи. Позади мигали ракеты, слышалась винтовочная стрельба, невдалеке ухала сова.

Мимо на мотоциклах проехала немецкая разведка, не обратив внимания на автобус — по дороге стояли десятки брошенных машин.

— Уйдем? — предложил шофер, и в широко раскрытых глазах его застыл вопрос.

— Приказываю чинить машину. — Я лег на землю, вслушиваясь в звуки ночи, остро всматриваясь в тревожную темноту.

На рассвете Марков починил мотор, и мы доехали до Качкаровки. На окраинах села стояло несколько тысяч свезенных сюда тракторов и комбайнов. Возле них на всякий пожарный случай лежали бочки с керосином, Стоило поднести спичку, чтобы лишить оккупантов такого богатства. Было ясно, что весь этот огромный парк машин не удастся переправить через реку, но механики МТС, сопровождавшие машины, все еще надеялись на какое-то чудо, ждали паромов, которые должны были прибыть с верховьев Днепра. Говорили о якобы начавшемся наступлении Красной Армии. На грандиозной дорожной спирали одна к одной стояли десять тысяч военных автомашин. Переправляли их на левую сторону Днепра на двух допотопных баржах, служивших раньше пристанью. Каждая баржа брала дюжину грузовиков.

Все торопились поскорее попасть на баржи, мешали друг другу, тревожно поглядывали на небо. Кавалеристы переправлялись вплавь на лошадях. На берегу валялись опрокинутые каюки без весел.