Огненный всадник - [120]

Кмитич же, наверное, впервые не обращал никакого внимания на женщин. Стараясь запомнить каждую мелочь, он глядел, как над белыми листами послания с латинским текстом склонили длинноволосые головы Богуслав, похожий на короля со своей взбитой каштановой шевелюрой, и мужественный викинг Магнус Де ла Гарды, в голубом камзоле justaucorps^[37] с мелкими пуговицами в ряд и золотой вышивкой — под цвет национального флага.

Кмитич слегка вытягивал шею — ему была видна первая строчка договора, красиво начертанная большими латинскими буквами:

Nos Magni Ducatus Lithuaniar Proceres Ordines…

Изящными гусиными перьями Радзивилл и Магнус Де ла Гарды ставят подписи. Ставит подпись и бурмистр Вильны Прокоп Дорофеевич. Клерки в черном, мило улыбаясь, подхватывают «священные» листы, насыпая на них мелкую золу, чтобы быстрее засохли чернила. Легкий дымок идет от расплавленного пахучего сургуча, которым ставят печати.

Кажется, нет лучше в мире запаха, чем этот запах крепкого договора, запах надежной клятвы, запах помощи и спасения. Вновь ставятся государственные печати… За спиной Де ла Гарды возвышается ряд шведских офицеров в белой форме на фоне зеленых кафельных плиток большого камина. Их светло-серые полукруглые шляпы с короткими тульями и полями, похожие на перевернутые шампиньоны, одинаковая белоснежная форма с черными полосками застежек так восхищали Кмитича! Вот они, настоящие солдаты, уверенные и организованные, дисциплинированные и обученные!.. Кмитичу всегда импонировали войска, где присутствует строгая единая форма одежды, как у швейцарцев, шотландцев или шведов. Такая армия напоминала ему хорошо отлаженный станок, работающий четко и бесперебойно, не то что разномастная армада тех же поляков, немцев или литвин.

Великий гетман и губернатор Ливонии, улыбаясь, отвешивают друг другу и окружающим поклоны. Все аплодируют. Музыканты играют торжественный гимн. Кмитичу хочется найти символизм в истории города, и он его находит — да, здесь в 1596 году вышла в свет первая книга русской грамматики «Грамматика словенска», здесь печатался полоцкий доктор наук Францыск Скорина, русский первопечатник… Здесь многое начиналось, что дало хорошие плоды…

— Гуддаг, — слышит Кмитич, как здороваются шведские офицеры с привлекательными литвинками.

— Talar du svenska? Mitt name är Svensson[38], — расшаркивался высокий блондин в белой форме перед Александрой Биллевич…

В первом чтении первого варианта Унии великим князем Великого княжества Литовского объявляется шведский король при сохранении всех прав, равенств и свобод литвинов… Виленская шляхта бурно выражала восторг и согласие с подписанным документом. В Браславе акт подданства Швеции уже подписали тридцать восемь полоцких и сто шестнадцать ошмянских шляхтичей. К ним присоединилось православное и протестантское духовенство. Католические же священники высказывали недовольство — ведь Литва официально порывала с Римом, Ватиканом! Но в виленском сейме все равно не было ни единого католика, чтобы встать и сказать «вето». Кмитич чувствовал, что наступает поворот в войне, и чувства его не обманывали — поворот действительно наступал, но… как быстро он произойдет? Цепь каких событий тому предстоит? Что ждало самого пана Кмитича? Полковник даже не догадывался.

И теперь уже странно, тревожно было на душе Самуэля Кмитича. Его лоб блестел от холодного пота, хотя духоты зала он не ощущал. Что-то шло не так. Его шестому чувству было так же неловко, как неудобно было его ногам в модных туфлях, которые он никогда бы не обул, если бы не Богуслав. Да и эта шляпа со страусиными черными перьями, которую он нервно поправлял на голове — тоже не его гардероб. Но что же все-таки его так встревожило?

Кмитич не мог не думать о том, почему все повернулось так, что приходится разрывать отношения с Польшей. Почему основная армия шведов направилась не к Вильне, когда враг почти у ворот литвинской столицы, а туда, где им никто не противостоит? Под самым носом, в Сморгони ставка царя! Что сейчас делает и что думает Михал Радзивилл в своем Бельском замке, куда он удалился в полном смятении?

Хотел ли Кмитич полной независимости от Польши? Несомненно. Перед его глазами всплывал эпизод почти десятилетней давности, когда он приехал в Краков, чтобы закрепить изучение польского языка. Именно в старую польскую столицу Краков, где звучит чистая польская речь, его послали родители, а не в Варшаву, где, по их мнению, польский язык испортили своим шепелявым акцентом балтские мазуры и дадошане. И вот там, на улице старого доброго Кракова, прямо недалеко от костела шестнадцатилетний Кмитич с изумлением наблюдал, как между собой дерутся польские королевские солдаты. Точнее, трое дрались с одним. Тот выхватил саблю, и драка переросла в нешуточный бой.

— Что же они делают! Это нечестно! — бросился было Кмитич на подмогу, но два его польских товарища-студента крепко удержали Кмитича за руки:

— Не суйся! Мы не знаем, кто из них прав!

— Не правы те, которые втроем напали на одного! — краснел от натуги Кмитич, пытаясь вырваться из крепких рук удерживающих его поляков. В этот самый момент бой был уже закончен: несчастный солдат пал на землю, проткнутый насквозь шпагой. Тут же, как из-под земли, выросли полицейские. Одному раненому солдату перевязывали руку, но проткнутый шпагой оказался уже мертв. К великому изумлению Кмитича полицейские, поговорив о чем-то с солдатами, отпустили их.