Огненный рай - [61]

— Ничего не вижу, — признался Эштон.

— Увидишь. Потерпи немного.

Над ними поднимался выступ огромной скалы необыкновенно причудливой формы: в одних местах его край представлял собой прямую линию, в других — круто взмывал вверх, чтобы затем отвесно оборваться прямо в море. Высоко наверху лежал огромный валун, прозванный «Негритянской головой», поскольку его форма напоминала африканский профиль. Глубокие расщелины пересекали скалы, как будто их перерезали ножом.

Эштон, Финли и Чэпин выбрали наблюдательный пункт на краю одной из самых больших расщелин, которая обрывалась вниз не меньше чем на сто шестьдесят футов. Давным-давно эти скалы назвали Пургаторскими, что означало «место пыток и мучений». За ними закрепилась дурная репутация — здесь часто гибли пьяные моряки. У основания опасной расщелины с несмолкаемым шумом бились волны.

Эштон вспомнил, какой опасности подвергались он, Чэпин и другие друзья детства, играя здесь, но всегда, даже в юности — а это пора уверенности в своей ловкости и силе, — к этой опасной расщелине они приближались с особой осторожностью.

Только один раз ему довелось перепрыгнуть через эту расщелину — и то не по собственной инициативе или из-за желания продемонстрировать смелость, а по прихоти девочки. В свои пятнадцать лет, когда приходит пора безнадежной и самозабвенной влюбленности, здесь, на краю крутого обрыва, теплым летним днем, напоенным ароматом дикого цикория и терновника, он и Пегги Лиллибридж поклялись друг другу в вечной любви.

— Перепрыгни ради меня Пургатор, Эштон, — приказала Пегги. — Это будет испытанием твоей любви ко мне. Перепрыгни, если хочешь, чтобы я была твоей.

И сейчас в порывах ветра послышались слова девочки, будто бриз вспомнил то лето и шепнул их ему на ухо, чтобы никогда не забыл о горечи этих слов Пегги, всегда помнил, что любовь может быть не только верой друг в друга, но и средством принуждения.

Лицо девочки тогда необычайно возбудилось, а его охватило незнакомое ему чувство опасности. Разогнавшись и закрыв глаза, он прыгнул — навсегда осталось это ощущение парения в воздухе и на какое-то мгновение — чувство непонимания: что дальше? Он умер или остался жив? И наконец необыкновенная радость и облегчение — приземление на другой стороне расщелины.

Эштон стряхнул пыль и посмотрел через пропасть на девочку — ее лицо выражало радость и восхищение; он же, тряхнув головой, отвесил низкий поклон, повернулся и быстрым шагом ушел, навсегда оставив Пегги Лиллибридж. Ему запомнился преподнесенный урок и приобретенные на собственной шкуре знания — какой разрушительной силой является романтическая любовь; зато ни одной женщине больше никогда не дозволялось помыкать им. Не превратится ли борьба за независимость в такую же взбалмошную любовницу? Может быть и так. И награда за это окажется такой же горькой.

Эштон решительно отбросил все эти мысли и вернулся к сегодняшней ночи. Сквозь туманную мглу он видел лица Финли и Чэпина, хотя с залива поднимался густой туман, пухнущий изморозью. Свет луны едва пробивался сквозь него, бросая длинные тени в глубину расщелины.

Чэпин вытащил из кармана нож и начал щелкать им, то открывая, то снова складывая, что выводило Эштона из себя. Фразы из памфлета Томаса Пейна все еще не выходили у него из головы, несмотря на сомнения, что тот имел в виду под здравым смыслом. Удивила его и Бетани: беспокойный взгляд, которым жена посмотрела на него, подсказывал, что ей все известно о его новых мыслях.

Его охватило раздражение: неужели ей нужно объяснять, что для него означает независимость? Да и для них обоих? Свобода от Англии положит конец его зависимости от Синклера Уинслоу, поскольку договор, согласно которому Эштон работает на мистера Уинслоу, охраняется английским законом.

Идея создания новой нации, обнародованная лишь год назад, родилась у радикалов и сначала не воспринималась населением; ну, а теперь ассамблея Род-Айленда уже официально объявила о своей готовности стать независимым штатом. Конечно, остальные могут последовать этому примеру, а там, глядишь, и тринадцать «непослушных детей» оборвут пуповину зависимости.

Чэпин внезапно прекратил щелкать ножом. Финли толкнул Эштона локтем, указывая вниз на разбивающиеся о скалы волны. Сначала тот ничего не видел — мешали сплошные тени и шум ветра, шелестящего листьями ракитника, — но, сосредоточившись, разглядел силуэт фигуры, небольшой и быстрой, больше похожей на одну из теней.

— Это он, — прошептал Финли. — Совсем некрупный мужчина.

Неужели «красные мундиры» используют детей? Чэпин начал спускаться по обрыву, но Финли остановил его.

— Подожди, парень. Надо посмотреть — один он или нет.

Тень то скрывалась, то снова появлялась, а затем снова показывалась у подножья обрыва. Корабельная шлюпка отчалила от берега и поплыла на огни «Розы». Неизвестный взобрался на обрыв, направляясь к дороге.

— Пошли, — дал команду Финли. — Теперь нельзя потерять его из вида.

Сырая трава приглушала шаги преследователей шпиона, между ними оставалось всего несколько ярдов. Неожиданно он настороженно поднял голову, а затем припустил бежать. Чэпин бросился за ним. Вдруг Эштон услышал топот копыт, но слишком поздно понял, что всадник направляется к ним со стороны дороги, ведущей к пляжу. Чэпин, сделав рывок, ухватил убегающего человека за лодыжку, и они оба покатились по земле. Перед ними остановилась лошадь.