Огненный цветок - [2]

Настасья рассмеялась.

— Это чтоб потом долго и счастливо? Ты же вчера убежал от меня, как будто хвост подожгли. Если боишься меня, как жить со мной будешь?

— Я больше не буду убегать, — пообещал Николашка, но смутился.

— Вот сейчас и проверим, — подмигнула Настасья, скинула сарафан и побежала к воде.

«Да что ж ей приспичило купаться!» — с досадой подумал Николашка, но на сей раз не оробел, скинул рубаху и пошел в воду.

Настасья плескалась и брызгалась. Николашка собрался с духом и вошел в воду. Как только он это сделал, вода забурлила, заволновалась. «Что за чудеса?» — оторопел Николашка. Глянул парень на Настасью, а на том месте, где она была — водоворот. «Пропадет ведь!» — успел подумать Николашка и кинулся в самый центр воронки спасать нерадивую девку.

Водоворот затягивал Николашку в ненасытный центр, голова то пропадала, то появлялась на поверхности. И тут он увидел бабушку Февронью, которая с разбега плюхнулась в воду прямо в одежде и поплыла к внуку. Бабка насилу вытащила Николашку из воды и села рядом обсохнуть. Николашка плевался и плакал.

— Там На… На-Наста-асья… Я полез спасать, а она… Она утону-у-ула, — всхлипывая, провыл парень.

— Водяниха она, твоя Настасья. Знаю я ее. Давным-давно она была моей подругой, — бабка Февронья помолчала, словно задумалась о чем-то, а затем продолжила. — Никому я не рассказывала, что случилось в ту ночь, а тебе вот поведаю, открою душеньку.

И бабка Февронья начала рассказ.

— Давно это было, почитай, лет сорок уж назад, а то и поболее. Была у меня подруженька Настя. Фенька и Наська — так нас называли.

Николашка отказывался верить своим ушам. Эта девчонка — бабкина подружка? Так ей уж лет шестьдесят, а он прыгать через костер с ней хотел…

— Молодые мы были, глупые, — продолжала рассказывать Февронья. — Хотелось нам с Наськой клад отыскать, чтобы конфет на ярмарке купить. Вот и решили мы в Иванову ночь цветок папоротника сорвать. Парни говорили, кто найдет цветок, тот всегда богатым будет. Вот мы с Наськой и пошли. Одной-то страшно, а вместе вроде как и веселее. Ушли мы в лес далёко, уже не слышно было деревенских собак, а деревья в том лесу высокие, макушками сплетаются — ни звезд, ни луны не видать. Птицы не поют, звери не шуршат, будто ждут беды какой. Наська в меня вцепилась, пойдем, говорит, обратно. А я упертая была. Напрасно что ли так долго шли? Давай, говорю, еще немного поищем, да и вернемся. И только я это сказала, как померещилось мне, будто звезда упала. Потащила я Наську за собой, видим: то не звезда, а цветок ярким пламенем горит. Цветок папоротника. Нашли, значит. Я схватила этот цветок, сорвала. А он горячий! Как нести? Наська скинула с головы платок и мне отдала. Завернула я цветок, он через ткань мне руку греет. Побежали мы со всех ног, а лес нам вдогонку завыл, загоготал страшными голосами. Кровь стынет, а бежать надо и не оглядываться, иначе пропадешь. Склизкие корни цепляют за ноги, как будто костлявые пальцы к тебе тянутся. Страшно, жуть! Уж пожалели мы, что в этот лес зашли. Сама бегу, проклинаю себя на чем свет стоит, и слышу, что подруга отставать начала, а обернуться не могу, иначе схватят и поминай как звали. Так и выбежала я к деревне. Оглянулась — а Настасьи нет. Забрала ее сила нечистая. Только платочек на память о ней остался. Дорогую цену я за цветок тот заплатила…

О той ночи я никому и словом не обмолвилась. Сказала только, что потерялась Наська в лесу. На следующий день всей деревней ее искали, да так и не нашли. Вот так я подругу свою подвела. Испугалась, себя хотела спасти, а ее не уберегла.

А цветок папоротника так счастья и не дал. Разве что научилась я звериный язык понимать, но ни удачи, ни богатства это не принесло… — Бабушка на мгновение задумалась, вздохнула и продолжила:

— С тех пор Наська являться мне начала каждую ночь накануне Ивана Купалы, если я из дома выхожу. А дома не трогает — у нас же полынью все обсыпано, спасибо добрым людям, — грустно улыбнувшись, закончила рассказ Февронья. — Вот поэтому, внучок, я костры и не жгу. Чего греха таить — боюсь я подруги моей. А в этот раз она решила через тебя до меня добраться. И откуда только догадалась, что ты мой внук?

Николашка промолчал. Неловко было признаваться, что по глупости разболтал первой встречной кто он и откуда.

Бабка прижала Николашку к мокрой телогрейке.

— Украсть мою кровиночку захотела, утопить, нечисть проклятая. Не отдам! — погрозила бабка кулаком в направлении реки. — Лучше меня забирай!

— Вот и заберу, — послышался сзади глухой булькающий голос.

Февронья с Николашкой резко оглянулись: сзади к ним подходила Настасья, в натуральном виде, без прикрас: в длинные волосы вплелась болотная тина, пряди сбились колтунами, впавшие глаза заволокла мутная пленка, кожа покрылась синюшными пятнами. Протянула Настасья костлявые пальцы к Февронье, ухватить пытается.

Николашка завопил что есть мочи, а бабушка стоит не шелохнется, как пригвоздили к месту, и ни звука. Только смотрит на Настасью широченными глазами.

— Баб Фень, беги! — Николашка попытался вывести бабу Феню из оцепенения, но тщетно.

Тогда парень схватил толстую ветку дерева и замахнулся на утопленницу. Но не успела палка достичь цели, как костлявая рука Настасьи перехватила ее и переломила пополам, как лучину.