Огненное погребение - [57]
– Тебе и ему – нельзя, и вот этому! – я показал пальцем на третьего демона. – Вы – никто, блядь, черти, сука! Приехали в город «криши делать», обсосы?!
Тут вошел Морячок, оценил ситуацию и сказал: «Вова, да на хуй они нужны, я ж тебе полвечера говорю, поехали отсюда, ебутся они все в горло, блядь, брокеры, маклеры, вся эта недоебанная пиздота!»
Веселье стихло, наиболее ранимые пошли одеваться.
– Да, блядь, в натуре, такой праздник, не хватало еще испортить! – Тундра в моей голове расцвела сон-травой, такими мохнатыми фиолетовыми колокольчиками. – Поехали на хуй отсюда, только пускай сначала эти барбосы свалят.
Так все и закончилось, мы поцеловали именинниц, упаковались в машину и похуярили к себе на Лесной.
Я сидел, тупо смотрел на дорогу, трезвел, меня начинало неприятно колотить, морозить, я приобрел понимание.
Старость, ебаная старость накатила на меня своей помойной волной, и ничем уже ее не вылечить.
Хуй бы я упустил в прошлом году такой случай.
А теперь пиздец – драп, книжечки, водка, воспоминания и тоска.
Пора было начинать паковаться, делать сбережения.
Фраерюга
Чем опасна лоховская жизнь – тупеешь. Это к ее прочим недостаткам – пьянству, нужде, ожирению, скуке и быстрому старению.
Вот на выходные окунулся в живую жизнь.
Витя Крот забрал меня утром, мы с ним собирались съездить на зону – завести кенту грев. Этот самый кент, Кривой, в середине девяностых на разбое завалил налогового полицая. Дали пятнадцать, из них пять крытой – короче, максимум. На крытой тюрьме доходил, в лагере послал на хуй хозяина, опять поехал на крытую, там стал слегка подгонять – крыша потекла от сидячей жизни.
Сам Кривой еврей – тот самый «тысячник», «разброс гауссианы», как мне объяснил другой еврей, умный.
И вот этот Кривой, рыжий, еврей, наркоман, убийца – пламенный революционер, короче, – молчать не любит. В прошлую отсидку, когда дал фраеру по лбу волыной и выкинул из «Ягуара» (а потом еще катался по городу, снимал телок на этом «Ягуаре»), – так вот, еще в ту отсидку при первом удобном случае хуесосил начальство. За это отсидел шестнадцать изоляторов – за три года восемь месяцев ямы. В этот раз сказал хозяину: «Старшенький, где это ты видел еврея с лопатой? Иди ты на хуй со своим карьером». Перевели сюда, на новую зону.
Пока допхнули на убитой фиолетовой «копейке» Крота до лагеря – переслушали все новинки шансона. Крот на этом немного гонит, покупает кассеты, много знает про Катю Огонек, биографию, блядь, дискографию. Обсудили покойного Михаила Круга. Тут мнения совпали – голимый таксист, и заточка таксистская, в объектив не влазит.
Долго тусовались с Кротом под зоной, ожидали свиданку, рассматривали плакаты и вывески, радовались, как тот доктор: «Очень хорошо, что у меня такого нет».
У ворот вывеска:
УЧРЕЖДЕНИЕ ЮЯ-98/77 РЕАЛИЗУЕТ ТОВАРЫ ШИРОКОГО ПОТРЕБЛЕНИЯ:
– СЕТКУ «РАБИЦА»
– КОЛЮЧУЮ ПРОВОЛОКУ
– НАДГРОБИЯ И МОГИЛЬНЫЕ ОГРАДЫ…
Магазин при зоне называется «Лаванда». И к гадал ке не ходи, что хозяин в доле, а название хорошее, с юмором у мусоров все в порядке.
Зона показательная, все покрашено, побелено – в таких вот покрашенных, как правило, и жизни нет.
Мусорша разорвала нам пакеты с чаем, вермишелью и прочей бакалеей – наркозона, госмонополия на внутреннюю эмиграцию, у мусоров надо мак покупать.
Сигареты тоже пришлось из пачек вынимать, пока ебали муму с сигаретами – ефрейтор Галя закрыла свою будку и куда-то свалила. Рассматривали наглядную агитацию, чтобы убить время.
Никогда не перестану удивляться – как все же цыганские мотивы нет-нет, а вылезут, везде, где художник из народа, или из зоны. Желтая калина, синие листья, оранжевые надписи.
Везде листовки про мусоров, предавших интересы службы.
«Прапорщик внутренней службы И. С. Мертвый, вступив в преступный сговор с заключенными, пронес в нижнем белье 56 грамм раствора ацетилированного опия…
…старший сержант внутренней службы П. Р. Заверни волк пронес на территорию учреждения для передачи заключенным 50 грамм наркотического вещества марихуаны…»
На листовках наркобароны без глаз. Такие же не пойманные мусора и выковыряли гвоздем – зэки здесь не ходят.
Интересно, а они понимают, что «сегодня ты, а завтра я»? Носят-то все.
Запустили в шлюз, на свиданку. Паспорта взяли, стоим перед окошечком – Клава в пятнистом бушлате смотрит паспорта.
Я Кроту сказал: «Сейчас в СБУ позвонит. К Борису Соломоновичу приехали Владимир Ильич и Виктор Феликсович. Наберет номер: „Партячейка в сборе, можно брать“«. Поржали, а хули делать – плакать пока рано.
Выводят арестантов, ну и Кривой идет, улыбнулся – в комнате посветлело, фиксы. Сели, пиздим по телефону, через стекло. Говорить особо нехуй – у Кривого все нормально, поседел, отъелся. У нас – тем более заебись. Общие знакомые – почти все рядом, Кривой так и сказал: «Тут наших много».
Борис Соломонович на еврея не похож. Такая себе наглая круглая рыжая морда. Только когда его приморили на крытой – стал похож. Без зубов, ангидрид зубы сожрал, худой, как велосипед, в робе – точно как в хронике из Бухенвальда. Я у него тогда спросил: «Кривой, вас тут пиздят?» – он мне закивал, а в трубку: «Да перестань, такой хуйни давно нет, все по закону». Сам кивает и лыбится в три зуба.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пушкин, конечно, — это наше всё. И Тарковский с Трифоновым. Но есть еще и байкеры, и маргиналы, и хиппи: кроме культуры мейнстрима существует альтернативная культура (и культуры) и связанные с ней, искусство, образ жизни, мировоззрение и т. д. И чем дальше развивается общество, тем больше появляется новых явлений культуры, которые не укладываются в жесткое ложе мейнстрима. Может быть, еще немного, и альтернативная культура станет основной. Пока этого еще не произошло, можно попытаться собрать, сложить, составить словарь и путеводитель по «другой» культуре в том виде, в котором она существует, начиная с 1980-х годов и по сию пору на пространстве, однажды ставшим «постсоветским».
Формально «Чужая» – это сценарий, но читается как захватывающий роман.1990-е. Бандитский Киев. Бригада из четырех бойцов получает задание доставить из Праги девушку по кличке «Чужая». Она – родная сестра арестованного Бабая, чьи показания могут навредить важным людям.Автор, скрывающийся под псевдонимом Адольфыч, знает описываемый мир не понаслышке. Великолепный criminal road action раз и навсегда закрывает тему бандитского эпоса.«Очень сильно.»Бумер" без «бумера» и приторных соплей. В героиню, «редкой масти тварь, мутную, голимую устрицу», влюбляешься остро и безнадежно, как в эльфийку – орк".
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.