Огненная дорога - [17]
И снова Алехандро сдержал пыл молодого человека.
— Ждите здесь. Я сам пойду и посмотрю, нет ли у нас незваных гостей. Мне почему-то кажется, что сейчас вас разыскивают упорнее, чем нас. — Он медленно встал. — Если никакой опасности нет, я вернусь за вами.
— А если есть? — после короткой паузы спросил Гильом.
— Тогда я закричу, как хищная птица. И вы возьмете мою дочь за руку и убежите. Она знает, где встретиться со мной снова. — Он улыбнулся молодой женщине и отеческим жестом погладил ее по щеке. — Уверен, все будет хорошо.
Он сделал несколько шагов в сторону дома, но потом остановился, вытащил из кармана маленький мешочек и вложил в руку Кэт. Звякнули монеты. Она сунула мешочек в карман юбки и понимающе кивнула. Алехандро устремил на дочь долгий взгляд, а потом сказал, обращаясь к Гильому:
— Пообещайте мне: если Господь пожелает разделить нас, вы сделаете все, чтобы мы снова воссоединились. И когда это произойдет, для вас же будет лучше, если Кэт ни на что не пожалуется.
Где бы они ни были во время своих скитаний с тех пор, как покинули Англию, им постоянно внушали беспокойство многочисленные окна в домах. Обозревая очередное выглядевшее покинутым жилище, они прежде всего задавались вопросом, не слишком ли много здесь способов заглянуть внутрь. Еврей-врач и его приемная дочь, христианка, поневоле приобрели немалый опыт в том, как укрыться от мира с помощью пергамента, или ткани, или деревянных планок. Он учил ее, успокаивал, а иногда и распекал в тусклом свете факелов и свечей. Оба страстно, почти отчаянно тосковали по дневному свету, но почти в совершенстве научились ориентироваться во тьме.
Однако сейчас он оказался в положении человека, желающего заглянуть внутрь собственного дома и посмотреть, изменилось ли что-нибудь за время их отсутствия. Сделать это можно было через единственное окно, занавешенное так тщательно, что заглянуть в него не представлялось возможным. Алехандро выругал себя за склонность делать хорошо все, за что бы ни брался.
Он прокрался между деревьями и проскользнул в конюшню. Упрямый конь был там, благодушно жевал траву, груду которой положили перед ним еще вчера. Вода в лотке кончилась, однако было ясно, что поход к ручью с ведром придется отложить до более благоприятного момента. Алехандро ласково погладил коня, тот в ответ негромко фыркнул — как будто понимая, что ржанием мог выдать местонахождение хозяина. Лекарь прошептал на ухо жеребцу несколько успокаивающих слов и снова выскользнул наружу.
Держась у самой стены, в тени, он крался вдоль дома. Добравшись до угла, присел на корточки и осторожно выглянул. Привязанных коней не обнаружилось, но на мягкой пыли виднелись следы копыт — множества копыт, — явно оставленные не одним конем; видимо, здесь побывал целый отряд верховых. Однако это, надо полагать, произошло давно, потому что пыль успела осесть.
«А ведь мы могли быть тогда здесь, — мелькнула не слишком приятная мысль, — если бы не похороны покойника. Но что, если они оставили кого-то внутри дома?»
Человеческих следов в направлении двери видно не было, но, может, их тоже затерли веткой, как делал он сам в лесу? Холод страха начал скапливаться внутри, хотя явного повода для этого не было. Дверь оставалась в том же положении, в каком была, когда они уходили, но это ни о чем не говорило: открыть и снова закрыть ее ни для кого не составило бы труда.
«И почему я не оставил на двери прутик, или камешек, или еще что-нибудь, как поступаю обычно, чтобы по возвращении сразу стало ясно, прикасались к ней или нет?»
Ответ был предельно прост: Алехандро так взволновало внезапное появление француза и то, как тот разглядывал Кэт, что все остальное выскочило из головы. Понимая, что эта промашка может дорого им обойтись, он клял себя на чем свет стоит.
Он прокрался вдоль передней стены, на пробу постучал в дверь и сделал шаг назад, дожидаясь, не последует ли изнутри какого-нибудь ответа, но услышал только стон привязанного к столу раненого. Вжавшись спиной в стену, Алехандро выждал еще несколько мгновений — это время показалось ему вечностью, — но никто не появился. Тогда он решительно — или безрассудно — сильным толчком распахнул дверь. Она со скрипом отворилась.
Он замер в нерешительности, опасаясь, что сейчас столкнется с каким-нибудь самодовольно ухмыляющимся рыцарем, предвкушающим, какой огромный выкуп получит за всех прячущихся тут. За голову француза наверняка назначена приличная награда, может, даже больше, чем за голову самого Алехандро. И вдобавок немалая сумма за королевскую дочь. В целом очень даже неплохая добыча.
Однако, слава богу, никого внутри не оказалось. Его встретили лишь стоны и мольбы однорукого раненого, которому повезло — если это слово было к нему применимо, — что он вообще еще дышал. Некому было помочь ему оправиться, поэтому он лежал в собственных нечистотах и пропитанных кровью повязках. В закрытом доме воздух пропитался запахом его выделений. И все же он был жив и имел силы стонать.
«Неплохой знак», — с облегчением подумал Алехандро.
Он вошел, настороженно оглядываясь; сначала посмотрел за дверью, никого там не обнаружил и закрыл ее за собой. Поворошил пепел в камине, нашел тлеющий уголек и зажег свечу. Дождался, когда глаза привыкнут к полумраку, и быстро оглядел все вокруг.
Опрометчивый поступок едва не повлек за собой новую эпидемию одной из самых страшных болезней, которые знал этот мир, — бубонной чумы. Зловещая бактерия ждала своего часа много веков — и дождалась. Извлеченная из-под земли, она мутирует и готова начать новое шествие по Земле.Но в четырнадцатом столетии эта угроза уже висела над миром. Чума не щадила ни бедняков, ни знать. Чтобы защитить королевскую семью, ко двору английского монарха Эдуарда III прибывает философ, алхимик и лекарь Алехандро Санчес. Его путь вовсе не был усыпан розами, и лишь благодаря случайному стечению обстоятельств (или воле Провидения) ему удается найти средство от смертельного недуга.Его секрет Санчес доверил своему тайному дневнику, который будет из поколения в поколение передаваться в семье знахарок и спустя шесть столетий вновь спасет мир, как и было предсказано.
Франция, 1440 год. Мать-настоятельница аббатства, расположенного в окрестностях Нанта, теряется в догадках: кто и зачем похитил мальчиков, отправившихся просить подаяния в замок Шантосе? А найти виновного епископ Жан де Малеструа поручил именно ей – возможно, потому, что и ее младший сын погиб когда-то при весьма странных обстоятельствах.Люди вокруг шушукаются и шепотом произносят имя преступника: Жиль де Ре – маршал Франции, владелец замка.Лос-Анджелес, 2002 год. В ходе расследования дела о странном исчезновении мальчика детектив Лени Дунбар выявляет целую серию подобных пропаж.
Джейн Кроув, несколько лет назад нечаянно пустившая чуму в современный мир, и ее сын Алекс, с которым связаны ее величайшие надежды и величайшая тайна, нашли приют в одном из поселений среди выживших после первой волны эпидемии. Но внезапно люди начинают умирать от неизвестной болезни. В поисках средства от новой напасти Джейн обращается к дневнику средневекового лекаря Алехандро Санчеса, который пережил нашествие черной чумы в Европе XIV века.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Биологическое оружие пытались применять еще в древнем Риме, когда при осаде городов за крепостные стены перебрасывались трупы умерших от чумы, чтобы вызвать эпидемию среди защитников. Аналогичным образом поступали в средневековой Европе. В середине 1920-х, впервые в мире, группа советских бактериологов приступило к созданию биологического оружия. Поздним летом 1942 года оно впервые было применено под Сталинградом. Вторая попытка была в 1943 году в Крыму. Впрочем, Сталин так и не решился на его масштабное использование.
В 2016 году Центральный архив ФСБ, Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный военный архив разрешили (!) российско-американской журналистке Л. Паршиной и французскому журналисту Ж.-К. Бризару ознакомиться с секретными материалами. Авторы, основываясь на документах и воспоминаниях свидетелей и проведя во главе с французским судмедэкспертом Филиппом Шарлье (исследовал останки Жанны Д’Арк, идентифицировал череп Генриха IV и т. п.) официальную экспертизу зубов Гитлера, сделали научное историческое открытие, которое зафиксировано и признано международным научным сообществом. О том, как, где и когда умер Гитлер, читайте в книге! Книга «Смерть Гитлера» издана уже в 37 странах мира.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Ирландский рыцарь Кормак Фицджеффри вернулся в государства крестоносцев на Святой Земле и узнал, что его брат по оружию предательски убит. Месть — вот всё, что осталось кельту: виновный в смерти его друга умрет, будь он даже византийским императором.