Огнем опаленные - [8]

В землянках жили беженцы из разных районов, занятых немцами. В основном женщины, старики и дети — все, кому удалось спастись. У каждой свое горе. У одной дети сгорели в доме, у другой погибли все родные… Жили дружно, одной коммуной, одной семьей. Вместе доставали семенную картошку, дежурные готовили на всех, другие ходили в лес за первыми грибами, кореньями, дровами — тоже для всех, третьи солили, сушили, вялили собранные грибы и коренья впрок.

В соседней деревне достали старый плужок. Лошадей не было — взяли большую слегу, привязали ее цепью к плугу и, взявшись по восемь-десять человек за слегу, тянули плуг, распахивая землю под огород.

Каждые полчаса менялись — одна группа тянет, другая отдыхает. А то соберутся все вместе, бросятся на землю и ревут в голос — тяжело, ох как тяжело. Поплачут, поплачут, но слезами сыт не будешь. И вновь женская упряжка тащит, надрываясь из последних сил, плуг, тащит, поливая вспаханную землю слезами.

Занятия в школе окончились в том году рано.

— Ну, дочка, собирайся — поедешь к бабушке. Поживешь на свежем воздухе, окрепнешь.

— А ты, мама?

— Я сейчас с тобой поехать не могу — много работы. Ты у меня уже большая, доедешь сама. А будет у меня посвободнее, и я к вам в гости приеду.

Поздно вечером уставшая, голодная Рая добралась до землянок и кинулась целовать бабушку.

Рано утром ватага ребят отправилась в лес собирать первые весенние грибы — сморчки. Вела всю компанию бабушка.

Только закончили рыть запасной окоп для пулемета, как послышалась команда: «Приготовиться, будем отходить на новые позиции».

— Вот, — ворчал второй номер на Ивана, — я говорил, не надо рыть.

— Не ворчи, ворчун. Я думаю, никакая работа зря не делается — все пользу приносит. А что толку лежать на боку — жиром зарастешь, мух ловить перестанешь.

Отойти на новые позиции они не успели. Внезапно с утробно-квакающим звуком упала мина, за ней посыпались еще и еще.

Ухнул снаряд, другой — началась артподготовка. Отходить было поздно — начался бой.

Артподготовка длилась минут двадцать. Как и всегда в таких случаях, Иван отослал своего Петрушу в укрытие, а сам, оставаясь в окопе, зорко всматривался через облака пыли и дыма, не покажутся ли немцы.

Еще рвались мины и снаряды, вздымая комья земли вокруг окопов, когда Иван заметил сначала вдали, а потом все ближе и ближе перебегающие точки в серых мундирах.

— К пулемету! — крикнул Иван. Выскочив из укрытия, Петр занял свое место.

Короткими, меткими очередями, иногда переходящими в сплошное захлебывающееся стрекотание, бил пулемет Ивана, заставляя ложиться фашистов — одних навсегда, других до новой перебежки.

Хорошо замаскированный окоп, вырытый прямо под нависающими ветками густого кустарника, надежно укрывал пулеметчиков от наблюдателей противника.

Атака захлебнулась. Остановленные мощным ружейно-пулеметным огнем, немцы стали окапываться, стараясь быстрее зарыться в землю.

Но вдруг заговорило рядом несколько пулеметов. Били вдоль наших окопов.

— Видал? Видал, что делают? Они ж так всех повыбивают. А ну пошли на запасную. — И, сдернув с бруствера пулемет, выдернув из него ленту, Иван побежал, волоча его за собой по мелкому, еще не отрытому ими как следует ходу сообщения к запасной позиции.

А через несколько минут вновь заговорил его пулемет, выкуривая немцев из-за укрывшего их бугра.

Вода в пулемете кипела, мешая прицелу, пот заливал глаза, но Иван продолжал посылать свинцовые очереди.

Уже перестали бить немецкие пулеметы, и оставшиеся в живых немцы, отступая, выскакивали из-за бугра, когда Ивана вдруг что-то толкнуло в грудь. Перехватило дыхание. Широко открытым ртом он хотел захватить воздух, но воздуха не было. Не понимая, в чем дело, Иван откинулся от пулемета, запрокинул голову — на него опускалось быстро темнеющее небо. «Почему утром черное небо?» — хотел спросить Иван, но не успел, грузно оседая на руки подскочившему Петру.

А на следующий день в дивизионной газете появилась заметка «Подвиг пулеметчика Шарова».

Петр аккуратно вырезал статью из газеты и вложил в конверт с извещением о гибели Ивана Шарова.

«…Умелыми действиями пулеметчик Шаров, — было написано в газете, — вместе со вторым номером, Петром Зацепиным, сумел остановить наступление немецкой части на участке батальона…

…В этом бою пулеметный расчет Шарова уничтожил три пулемета противника и более пятидесяти гитлеровцев…

…Пулеметчик Шаров погиб как герой, память о нем навсегда войдет в историю пашей дивизии».

Петр заклеил конверт, аккуратно надписал адрес и сдал письмо на отправку.

У Виктора сегодня необычный день. Он закончил учебу на курсах и наконец-то получил направление в действующую часть на фронт. Да еще в какую часть! В разведку, в тыл к врагу!

Он заметил, с какой тревогой за ним следит Маша, сколько скорби во взгляде Анны Ивановны, как, насупившись, сначала сунул ему для прощания руку, а потом, словно бы передумав, крепко обнял его старый токарь дядя Коля.

Два дня назад Виктора вызвали к начальнику курсов. В кабинете сидел мужчина в военной форме. Среднего роста, плотный, с обветренным до красноты лицом, короткой стрижкой и очень внимательным взглядом из-под нависших бровей.