Огнедева - [136]

О Вольге она старалась не думать. Но против воли возникали мысли о том, что вот так же ее могли бы провожать к нему и тогда она знала бы, что совсем рядом ее ждут утешение и счастье. Теперь же впереди была темная, холодная неизвестность.

Ее сердце с кровью отрывалось от того, с чем она прощалась, но то, что ждало впереди, нисколько ее не манило и не радовало.

Перед домом старший сват подхватил ее на руки и понес. Дивляне полагалось сопротивляться, кричать и вырываться, но она не смела этого делать — довольно она уже билась в силках своей судьбы, но та оказалась сильнее. Рослый Белотур нес ее легко, без усилий, и неожиданно это показалось ей приятным — успокаивала мысль, что она отныне в надежных руках и от нее самой больше ничего не требуется.

— Легенькая ты какая! — шепнул он ей в покрывало. — Так бы и понес до Киева!

И только когда он бережно посадил Дивляну в лодью, она запоздало осознала, что никогда больше не почувствует под ногами родную ладожскую землю.

На берегу Волхова от всей Ладоги принесли в жертву быка и коня — Волховскому Ящеру, чтобы дал легкую дорогу по воде. И внушительный обоз тронулся вверх по священной реке словенского племени. Здесь были пять больших лодей Белотура, везшие его дружину и припасы, три лодьи с дружиной Велема, провожавшего сестру к будущему мужу, лодьи словеничей — в одной из них уезжала с молодым мужем Веснояра — и других старейшин из волховских городков, возвращавшихся домой.

По мере движения обоз постепенно укорачивался. В Словенске, куда прибыли на шестой день, Дивляна простилась с Веснавкой. Растревоженные переменами в судьбе, подруги горько плакали, обнимаясь на прощание, но жалели уже больше о прошлом, чем о настоящем. Обе они изменились, а дружба их озорного и привольного девичества осталась позади. Другие девчонки следующей весной будут бегать русалками по купальской роще и плескаться в Див-озере. Глядя в круглое лицо Веснавки, непривычное под богатым красным убором молодухи, с покрасневшим и распухшим от слез носом, Дивляна понимала, что больше не увидит ее, ту, которую помнила, сколько себя, но плакала скорее о себе — той, которой тоже никогда не будет. Веснавка казалась ей счастливой, ведь ее увезли всего-навсего в Словенск, до дома рукой подать — три дня вниз по реке, разве это дорога?

Простилась она и с Добролютой, с которой сблизилась за это время, почти как со второй матерью. Ведь не так давно только Добролюта была единственным близким ей человеком на свете, выхаживала, понимала, утешала, защищала, давала уверенность, что она не одна. На Любозвану Дивляна старалась не смотреть, чтобы не возвращаться мыслями к Вольге и не рвать и без того изнемогающее сердце.

В Словенске остановились всего на два дня, а потом поплыли дальше на полудень вдоль западного берега Ильмеря. От обоза осталось всего восемь лодей: пять киевских и три ладожские. Из словеничей их теперь сопровождал один Медыня, взятый как проводник: он не раз ездил с товарами на Ловать и хорошо знал дорогу. А без проводника в протоках ее устья, как говорили бывалые люди, будешь блуждать, пока не угодишь прямиком на Ту Сторону, в гости к Ящеру.

Погода испортилась, похолодало, и Дивляна сидела в лодье, от ветра загороженная со всех сторон щитами и закутанная в три толстых плаща. Помня о том, что совсем недавно она тяжело болела, Велем отчаянно боялся, как бы ее не продуло снова — как же везти больную девушку в такой далекий и неведомый путь? Ветер поднимал на озере волны, лодьи болтало, людей окатывало брызгами.

На третье утро пути по озеру, когда недалеко уже было устье Ловати, с передней лодьи вдруг закричали. Порывы ветра заглушали слова, но Велем на всякий случай приказал людям приготовиться. А потом и сам разглядел причину тревоги. Им навстречу по озеру шла целая вереница лодей — шесть или семь, и в каждой сидели вооруженные мужчины. Пока не удавалось разглядеть, варяги это или нет, но Белотур и Велем одновременно повернули свои лодьи к берегу. А высадившись, немедленно стали готовиться к бою. Встречные тоже пристали и тоже поспешно выбрались на берег, выстраиваясь в боевой порядок.

— Да это плесковские! — вдруг охнул Велем, вглядевшись. — Воевода Рощень сам! Глянь, Стояня, это ведь он? Вон, мужик в рыжей бороде, в шлеме варяжском?

— Точно, Рощень! — подхватил Сокол. — И отрока вон того я знаю, Мушатой зовут.

При этих известиях Дивляна вздрогнула и невольно переменилась в лице. Несмотря на ветер и холод, ей стало жарко. Она уже привыкла к мысли, что Вольга уехал и смирился с потерей невесты, а его отец, князь Судислав, не захотел ссориться со словеничами. Но вот он здесь! Направляется в Ладогу! И судя по тому, что с собой князь взял большую дружину, ехал он вовсе не с подарками к чужой свадьбе. Но что теперь будет? Дивляна затрепетала; мелькнула мысль, что все еще может измениться… Но как? Белотур и Велем, конечно, не отдадут ее плесковскому князю, и если он будет настаивать, произойдет сражение… И ни той, ни другой стороне она не могла желать победы или поражения, ведь воеводы с обеих сторон были близки и дороги ее сердцу. Теперь она лучше бы умерла, чем стала причиной для новой схватки между Велемом и Вольгой.