Огнедева - [134]

— Да ведь не отдадут нам Витонегову внучку просто так. Другую невесту взамен потребуют. У них, Витонежичей, еще есть парни неженатые. Вон, хотя бы старший Домагостев, что к нам ездил, Велем. Ведь за двадцать уже парню, во всем вроде справный, а все не подберет ему отец…

— Ну так почему бы и не дать им невесту? Я бы, матушка… — Остряна со смущенным видом затеребила кончик косы, для убедительности подражая Тишанке, хотя и в самом деле волновалась. — Я бы и сама… я отцу-то не смею сказать, не мое дело — себя сватать, а тебе скажу, ты мне все равно как мать…

— Да уж, и тебе пора давно бы ветку на дереве выбрать, сесть да гнездо вить, детушек водить, — согласилась Добролюта. Она видела, что племянница ведет с ней беседу, вооруженная некой тайной мыслью, и догадывалась, что мысль эта — та самая, которая неизменно делает девиц на выданье храбрыми и изобретательными. — Поговорю с братом. Коли уж мы все здесь, надо что-то решать. Ты вот что: сходи-ка к деду своему Остробору Гордятичу, позови сюда, посоветуемся с ним.

В тот же вечер Добролюта поделилась с Вышеславом, а тот немедленно принялся обсуждать это с Родославом, Прибыней и своим тестем Остробором, уже не сомневаясь, что сам об этом все время думал и что сестра лишь напомнила ему о том, о чем он раньше с ней говорил. В общем, выход лежал на поверхности, и неудивительно, если о нем подумали все сразу.

Когда поутру Вышеслав с братом отправился к Домагостю, Остряна выждала самую малость и повела сестер «погулять по бережку». Выдать свою причастность к происходящему, она не могла, но и сидеть, выжидая в неизвестности, было невыносимым.

Увидев вышедшего из клети Велема, Остряна почувствовала, как у нее дрогнуло сердце. Она ничего не могла с этим поделать; становилось неловко, любое приходящее на ум слово казалось глупым, а руки сами собой принимались теребить кончик косы, как у тринадцатилетней дурехи. И чем дальше, тем больше. Сейчас он уже стал в ее глазах красавцем или, во всяком случае, достаточно привлекательным, а черты его открытого лица, в которых видны ум, твердость, честность и доброжелательность, были лучше любой красоты, и даже следы оспинок у него на лбу для нее сияли, будто звезды из кощуны.

— Здоровы будьте, красавицы! — Велем улыбнулся им, но Остряна видела, что он перед этим думал о другом и ему пришлось сделать усилие, чтобы взять себя в руки. — Как во поле стоят три березоньки, так у наших дверей да три девушки, три ясны зореньки!

Благуша и Тишанка засмущались, захихикали, переглянувшись и склонив головы, при этом бросали на Велема весьма красноречивые взгляды. Хоть парень и казался обеим слишком старым — ему бы полагалось жениться уже года три назад, — однако он был так статен и хорош, а главное, оживлен и весел, что его внимание доставляло им удовольствие, и они в смущении дергали друг дружку за вышитые рукава, по-лебединому изогнув шеи.

Остряна, глядя на двух молоденьких дурочек, улыбнулась и почувствовала себя увереннее. К тому же в глазах Велема, когда он перевел взгляд на нее, было нечто большее: понимание и усмешка, будто именно с ней ему хотелось поделиться чем-то особенным, что недоступно ее сестрам.

— И ты будь здоров, ясный сокол! — как старшая, за всех ответила Остряна. — Перед людьми, как огонь, горишь, речь заведешь — будто жемчуг рассыпаешь!

— Еще было бы кому жемчуга собирать! — Велем вспомнил свою неудавшуюся беседу с Ложечкой. — Просто так, девушки, гуляете или дело у вас какое?

— Дело. — Остряна многозначительно наклонила голову. — Хотим песни петь свадебные, вот и ждем, прикажут ли.

— А! — Велем вспомнил, с чем Вышеслав и Родослав пришли к отцу. — Видно, кому-то из сестер моих судьба с вами жить. Не обидите невестку?

— Зачем же обижать? У нас твою сестру не обидят, а может, и у вас в роду кто-то из наших будет…

— Может, и так, — согласился Велем, знавший, что при заключении союза равных родов невестами обмениваются.

В это время из дверей дома вышли отцы: Домагость с обоими сватами и подоспевший к ним Рановид. Все направлялись к Братомеровой связке — оттуда как раз прибежал мальчишка доложить, что все готово и гостей ждут. Выходя, Домагость заметил Велема рядом со старшей Вышеславовой дочерью и улыбнулся. Видать, о ней-то парень и говорил, когда намекал, что присмотрел невесту, но не знает, насколько ей обрадуется отец. Домагость вспомнил, что с этой девой Велем познакомился еще в Словенске и что именно она предупредила его о черных замыслах Вышеслава. И Домагость, задержавшись, окинул девушку пристальным взглядом. Уже взрослая, но еще вроде не перестарок; собой ничего, хотя бывают и покрасивее, но с лица воду не пить. Девка, видно, умная, и Велем ей приглянулся, иначе не стала бы вмешиваться. Она — родная дочь Вышеслава, мать ее — Остроборовна, хорошего рода. Пожалуй, другой искать и не надо…

И когда Бериволод Братомерович выразил готовность отдать за Горислава свою старшую дочь Веснояру, Домагость намекнул:

— И у тебя, Вышеславе, серая утушка есть для нашего сокола. Что за подарок без отдарка — меняем нашу утушку на вашу, две свадьбы разом справим. Сына моего Велемысла ты знаешь, и мы твою дочь знаем — о чем раздумывать?