Оглянись, я рядом... - [5]

Дама между тем подозвала официанта:

— Принесите мне, пожалуйста, овощной салат, филе палтуса с грибами, баранину с гарниром. — Она сделала небольшую паузу и, преодолевая то ли смущение, то ли соблазн, заказала еще капустно-картофельную запеканку, блинчики и чай.

Дэниел изумился: ничего себе аппетит! А с виду худющая, засушенная. Может, лечилась голоданием и теперь наверстывает упущенное?

Думать о незнакомке как о заурядной обжоре Дэниелу не хотелось, тем более что странная особа оказалась его соотечественницей, о чем свидетельствовало ее безупречное лондонское произношение.

В течение всего ужина он украдкой наблюдал за соседкой, не переставая поражаться, с каким удовольствием та уписывала одно блюдо за другим. Даже плечи ее постепенно распрямились, и на бледных щеках заиграло некое подобие румянца.

Неизвестно почему Дэниелу захотелось с нею познакомиться. Медленно потягивая из бокала красное вино, он терпеливо ждал, когда она управится со своей обильной трапезой. А затем подошел к ней и спросил:

— Простите, вы — англичанка?

— Да-а, — ответила она, смутившись и опять втянув голову в плечи.

— Я тоже англичанин, — сказал Дэниел. — Вы живете в этом отеле?

— Да-а, — с той же интонацией промолвила она.

— Здесь неподалеку есть прелестное озерцо с причудливыми горбатыми мостиками. Что, если мы прогуляемся туда вместе?

Она неопределенно пожала плечами, что Дэниел расценил как согласие. Так гастрономические пристрастия Айрис Бендиен сыграли с ним злую шутку.

Несколько дней Дэниел провел в обществе Айрис, дивясь ее закомплексованности и пытаясь внушить ей, что она нормальная, даже симпатичная женщина. Сделать это было непросто. Айрис не скрывала, что уже поставила крест на своей женской судьбе. В двадцать семь лет у нее не было ни мужа, ни жениха и она все еще оставалась девственницей.

Последнее обстоятельство, правда, всплыло чуть позже, накануне его отъезда в Лондон, когда Дэниел заночевал у нее в номере. Если бы он знал, чем обернется для него такая беспечность!

Айрис после той ночи буквально не давала ему прохода, требуя все новых и новых свиданий. Страсть, томившаяся в ней долгие годы, теперь прорвалась наружу.

Поначалу Дэниел не тяготился встречами с Айрис и даже радовался тому, что сумел разбудить в ней женщину. Но постепенно необузданность Айрис стала подавлять его, а порой и пугать. Однажды, глядя в ее пылающие вожделением глаза, он вспомнил, что примерно так же она смотрела когда-то на филе палтуса! Дэниелу стало ясно, что надо немедленно уносить ноги.

Но как раз в тот момент Айрис заговорила об их совместной жизни и будущем ребенке! Дэниел, проклиная себя за мягкотелость, стал как можно деликатнее объяснять ей, что не собирается жениться и уж тем более — заводить детей. В ответ Айрис заявила, что он поступает не по-джентльменски: лишил ее невинности, а теперь подло бросает.

— Пойми, нельзя требовать от кого бы то ни было любви. Любовь либо есть, либо ее нет. Я помог тебе обрести уверенность, и ты еще встретишь человека, с которым у тебя будут и семья, и дети… — увещевал ее Дэниел, надеясь кончить дело миром.

— Я хочу ребенка только от тебя! — воскликнула Айрис. — Можешь даже на мне не жениться, я и так забеременею!

— Спасибо, что предупредила, — совершенно искренне поблагодарил ее Дэниел, и с той поры Айрис его не видела.

Разумеется, она продолжала ему звонить, не понимая, что их отношениям пришел конец, и донимая своими истериками.

Дэниел твердо решил никогда с нею не встречаться и сейчас согласился приехать лишь потому, что его насторожила многозначительная фраза: «Это касается не только меня, но и тебя!» Он не представлял, что будет делать, если Айрис и вправду забеременела.

В свое время он сам уговаривал жену родить ребенка, но та всячески отказывалась, говоря, что они еще очень молоды и должны «пожить для себя». Позже, когда их семья распалась, Дэниел возблагодарил судьбу за то, что эта взбалмошная, вздорная женщина не родила ему дочь или сына. И еще он понял тогда, как прав был его отец, не раз повторявший, что надо выбирать не столько жену, сколько мать своих будущих детей.

Айрис же Дэниел не мог представить ни в одном из этих качеств. Он вообще хотел забыть ее как дурной сон.

К сестре Дэниел приехал с опозданием, но на душе у него полегчало: Айрис, к счастью, не оказалась беременной, а многозначительная фраза была лишь способом заманить его к себе. Он вынужден был поговорить с нею предельно жестко и заявить, что их отношения окончены раз и навсегда.

— Дэнни! Наконец-то! — радостно встретила его Эмили. — А я уже думала, что ты и сегодня не приедешь.

— Прости, задержался, — повинно склонил он голову перед сестрой, как делал это в детстве, когда случалось искать примирения с нею после ссоры.

Эмили, добродушно улыбнувшись, ласково потрепала его по макушке.

— Ой, у тебя появились седые волоски!

Дэниел развел руками:

— Ничего не поделаешь. Тридцать два года как-никак!

Эмили вздохнула, и Дэниел прочитал в ее глазах то, о чем она подумала, но вслух не сказала: «Да, уже не мальчик, а все один — ни семьи, ни детей».

— Не волнуйся за меня, — отвечая на ее грустные мысли, произнес Дэниел. — Когда-нибудь и моя жизнь устроится.