Оглянись, я рядом... - [17]

— Даже и не знаю, стоит ли мне все это слушать, — засомневалась Джудит.

— Стоит! — уверенно заявила Сузан. — Не зря же я старалась для тебя!

— Хорошо, я возьму эту кассету, но завтра ты уж ничего не записывай.

— Как скажешь, дорогая, — не стала противиться Сузан. — Хотя, если будет что-то интересное… Мне ведь не трудно нажать на кнопку.

Джудит поняла, что так и не сумела развеять подозрения подруги относительно своей влюбленности в Дэниела. Закончив разговор, она еще долго размышляла, почему Сузан твердила об этом с такой настойчивостью. Просто захотела пошутить? Или Джудит не смогла внятно объяснить ей суть своей просьбы? Да, скорее, последнее.

Пытаясь быть предельно честной перед собой, она вынуждена была признать, что и сама неясно представляла, зачем ей понадобилась магнитофонная запись. Хотелось понять Дэниела, а через него — себя? Да, вроде бы так. Но не проще ли было извиниться перед Дэниелом, поговорить с ним откровенно, попросить совета?

Нет, Джудит и сейчас не была способна на подобный шаг: вот так запросто подойти к Дэниелу и выложить перед ним все свои сомнения. Что он подумает? Почему Джудит решила излить душу именно ему, а не Энтони Грэгу, например, или Майклу, что было бы гораздо естественнее?

А действительно, почему? Откуда этот внезапный интерес к Дэниелу Форестеру?

Неужели Сузан, с ее интуицией, прозрела нечто такое, что кроется в подсознании Джудит и в чем она сама не отдает себе отчета? При этой мысли Джудит бросило в жар.

Нет, чушь какая-то! Глупая выдумка Сузан! Это ей повсюду мерещатся влюбленности и романы, без них она не мыслит своей жизни. Вон как обозлилась на Дэниела за то, что он сразу же не пал к ее ногам, воспылав страстью!

А Джудит пять лет проработала с ним бок о бок и никогда не нуждалась в его внимании. Даже представить сложно, как это Дэниел Форестер будет за ней ухаживать, а она — отвечать ему взаимностью.

Потом, уже лежа в постели рядом со спящим мужем, она попробовала представить, будто это не Майкл, а Дэниел Форестер. Красивый, обаятельный, и не спит, а пытается обнять… Чужой человек пытается обнять ее, Джудит! Нет, это немыслимо.

Джудит резко тряхнула головой, прогоняя наваждение, придвинулась поближе к Майклу, и спокойный, безмятежный сон почти тотчас же сморил ее…

Глава шестая Примирение

В отличие от своей коллеги Дэниел в ту ночь долго не мог уснуть. Еще по дороге домой он вдруг ясно представил, какой должна быть его новая книга. В нее не следует включать только любовные истории с экзотическим, «афро-азиатским», уклоном — это может придать ей несколько пошловатый, бульварный оттенок. А Дэниел вовсе не стремился потакать сомнительным вкусам читателей.

Ему хотелось издать книгу о любви с большой буквы! Хотелось рассказать о женщинах, безоглядно следующих за этим чувством и не думающих, куда оно их заведет — в рай или в ад.

Потом, уже дома, он допоздна просматривал ранее опубликованные статьи, отбирая среди них самые яркие описания женских судеб, изломанных или преображенных любовью. Сложив их в определенном порядке, убедился, что материала достаточно, осталось только написать заключительную главу о Сузан. Причем изложить надо всю ее жизнь, от юности до сегодняшнего дня, когда Сузан, претерпевшая столько разочарований и потерь, предстала перед Дэниелом не поникшей и озлобившейся, а сильной, ослепительно красивой женщиной, уверенной, вопреки всему, в своем счастливом будущем.

Да, лучшей истории для жизнеутверждающей концовки придумать трудно. Вероятно, сам Господь послал ему эту восхитительную женщину.

Разумеется, еще придется немало попотеть над рукописью, но в целом она уже сложилась, и к тому же Дэниел чувствовал в себе мощный прилив сил, вновь обретя вкус к творчеству. Завтра он позвонит Эмили, чтобы успокоить ее. А то расстроил своими жалобами на усталость и слабость.

Вспомнив о сестре, Дэниел улыбнулся: мог ли он подумать, что хрупкий Птенчик будет когда-то утешать и поддерживать его, крепкого, сильного старшего брата!

Детское прозвище Птенчик прилепилось к Эмили неспроста. Родилась она слабенькой, болезненной и, неуклюже передвигаясь на тоненьких ножках, действительно напоминала Дэниелу беспомощного неоперившегося птенца, которого он видел однажды в саду. Несмышленыш вывалился из гнезда, еще не умея летать. Лапки его путались в траве, он пронзительно пищал и шумно взмахивал крыльями, надеясь подняться в воздух — туда, где с отчаянными криками кружились его родители.

Примерно так же хлопотали над Эмили ее отец с матерью: не скрывая своего беспокойства, но и не теряя надежды на то, что их дочь со временем выправится и окрепнет. Дэниел, хотя и маленький, но старший по возрасту, тоже считал своим долгом всячески опекать и защищать сестру. Несколько раз ему даже пришлось подраться с мальчишками, смеявшимися над Эмили, которая значительно уступала другим детям в резвости и ловкости.

Возможно, с той поры у него и сохранилась эта потребность помогать слабым.

А Эмили к семи годам действительно окрепла, став довольно бойкой девочкой, способной постоять не только за себя, но и за брата. Правда, это нисколько не отразилось на ее внешности — она по-прежнему оставалась дурнушкой с белесыми, едва заметными бровями, короткими ресницами и множеством конопушек на маленьком вздернутом носике. Дэниел не однажды слышал, как отец говорил матери: