Офицерская честь - [57]

Шувалов нахмурился. Похоже, вопрос застал его врасплох.

— Я, сир, отвечу вашими словами. Это и простой, и сложный вопрос. Тут не обойтись…

Такие велись разговоры между этими людьми. Пока, наконец, не раздался зычный глас:

— Приехали! Разгружай обоз!

Карета резко остановилась, пассажиры чуть не попадали с сидений. Наполеон резко обернулся в сторону кучера, но ничего не сказал. Потом, глядя на Шувалова с каким-то сожалением, промолвил:

— Приехали, — и вздохнул, а потом вдруг признался: — А знаете, граф, мне очень не хочется с вами расставаться.

— Честно скажу, сир, и мне тоже.

— Но что делать… — грустно произнес Бонапарт и первым, держа саблю в руках, вышел из кареты.

Он размялся, сделав несколько энергичных шагов взад-вперед и явно кого-то ожидал. А ожидал он Шувалова, который замешкался в карете, ища свой головной убор. В это время к императору подошли и другие комиссары. Похоже, они хотели что-то сказать, но первым заговорил император.

— Господа, — обратился к ним Бонапарт, — я хочу сделать в присутствии вас одно заявление. А именно: я весьма благодарен его сиятельству графу Павлу Андрэвичу Шувалову, который, рискуя своей жизнью, спасал мою. К счастью, такой жертвы не случилось. Но все же он заслуживает самого искреннего, самого сердечного признания. И в знак того, что я очень ценю такое самоотверженное пожертвование, — он посмотрел на комиссаров, потом повернулся к графу, — прошу вас, уважаемый Павел Андрэвич, принять от меня скромный — но для меня эта вещь бесценная и самая дорогая — подарок. Я, конечно, понимаю, что ваш поступок и эта сабля — вещи не сопоставимые. Вы, безусловно, заслуживаете самой высокой награды. Но, к сожалению, обстоятельства теперь такие, что я могу оторвать от себя только это оружие. Примите эту саблю в знак моей признательности вашей глубокой порядочности, честности, искренности. Я знаю, что такое честь! И как я завидую вашему императору, который имеет таких людей. Честь имею! — и он, обнажив холодную сталь, поцеловав ее, под аплодисменты комиссаров вручил Шувалову свой бесценный подарок.

Потом он взял графа под руку и, обернувшись к присутствующим, сказал:

— Простите, но я на несколько минут похищаю Павла Андрэвича.

Они отошли в сторону и остановились друг против друга.

— Дорогой Павел Андрэвич, еще раз повторю, что я тронут вашим поступком и благодарю судьбу, что она послала мне такого человека. И только вам я могу доверить свою главную сердечную тайну и прошу вас не отказать в моей просьбе.

Император достал конверт из внутреннего кармана сюртука.

— Простите, что не успел это сделать в карете, но наши разговоры были настолько интересны и содержательны, они так сократили нам дорогу, что такого скорого приезда я не ожидал.

— Сир, не скрою, для меня эта поездка останется на всю жизнь ярким метеором, блеснувшим на небосклоне моей судьбы.

— Все же вы поэт, в отца! — рассмеялся Наполеон, подавая конверт.

Шувалов принял его. На нем ничего не было написано, и он вопросительно посмотрел на Бонапарта. Тот понял его немой вопрос и сказал:

— Когда вернетесь в Париж и у вас будет время, порвите его, — он глазами показал на конверт. — Вы обнаружите второй, с адресом.

— Сир, он приложил руку к сердцу, — клянусь честью, что ваша просьба будет выполнена.

— Граф, вы понимаете, что я не хочу, чтобы он попал в чьи бы то ни было руки, кроме адресата.

Шувалов склонил голову, пряча в карман императорское послание:

— Клянусь честью, сир!

— Прощайте, граф!

— Прощайте, сир! Да смилуется над вами небо.

Бонапарт сделал к нему шаг, они обнялись, посмотрели друг другу в глаза. В них стояли слезы! Потом Бонапарт резко опустил руки, повернулся и, ни на кого не глядя, пошел в сторону порта.

Шувалов не стал задерживаться во Фрежюсе, простился только с комиссарами и немедленно отбыл в Париж. Грусть расставания у него быстро прошла. А на смену пришла … надежда. И он приказал гнать и гнать лошадей, желая как можно скорее попасть в Париж. И вдруг у самого порога этого города, в Бригаре, Шувалова встретил незнакомый офицер.

— Ваше сиятельство, вы граф Шувалов? — спросил он у вышедшего из кареты Павла Анд-реевича.

— Да! — коротко ответил тот, почувствовав что-то неладное. Сердце его забилось.

— Вам пакет от Его Величества, — и он подал бумагу. — Приказано вскрыть немедленно, — добавил он, отступая на несколько шагов.

Граф разорвал конверт. Там лежал лист бумаги, где рукой царя было написано: «Дорогой Павел Андреевич, обстоятельства требуют Вашего присутствия в Берлине. Пруссы хотят отхватить кусок наших западных земель. Александр».

Как ему захотелось крикнуть: «Оставьте меня в покое!» Но силой воли он сдержался. Он взмахнул листком с такой силой, словно хотел стряхнуть с него все эти буквы, которые рвали его сердце. Но это было еще не все. Шувалов таким взглядом наградил императорского посланца, что офицер вытянулся и застыл в ожидании. Павлу Андреевичу стало его жалко. «А он при чем?» — подумал граф и махнул рукой, чтобы тот подошел ближе. Тот подошел строевым шагом и, приложив руку к головному убору, доложил:

— Ваше сиятельство! Карета с охраной ждут вас! — сказав, он отдернул руку, сделал шаг в сторону и встал в полуоборот, приглашая его в карету. Шувалов отметил про себя: «Кони-то из царской конюшни!»