Офицер по вопросам информации - [2]

Отец Дельбоно вознес о них всех молитву на обедне, и за это внимание юное поколение прихода одобряло его, но стремление заигрывать с вечностью вызывало стойкое неприятие старшего поколения. Одни хмурили брови, другие неодобрительно цокали языком со своих мест.

И все-таки ее симпатии принадлежали отцу Дельбоно, а не старому греку и его сморщенной богобоязненной сестре, которые провели весь этот день при безжалостной жаре и нечеловеческой вони, стараясь, чтобы все трупы были найдены и перезахоронены с соответствующими почестями.

Судя по запаху, отец Дельбоно и небольшая команда его помощников не справятся со своей мрачной задачей до сумерек, и она несколько ускорила шаг при мысли о крысах, пирующих неподалеку. Она всегда ненавидела крыс, даже до войны, даже до того, как стали расходиться истории о том, чем промышляют крысы в развалинах рухнувших от бомбовых ударов зданий.

Кармела увидела впереди огонек. Дрожащее пламя, нечеткие контуры лица… человек прикурил сигарету. Затем снова наступила тьма.

Она пошла медленнее — больше из уважения, чем от страха. После того как кладбище превратилось в оживленное место, она не раз в утренние часы после работы проходила через него, полное тоскующих душ. Однажды в темноте она услышала глухие мужские рыдания и сняла обувь, чтобы несчастного не потревожили ее шаги по мощеной тропинке.

— Добрый вечер, — поравнявшись, тихо сказала она на мальтийском.

Он сидел на низкой каменной стенке справа от тропы и ответил на английском.

— Я думаю, ты согласишься, что уже утро, Кармела.

Она не знала этот голос или же не смогла узнать.

— Хорошо заработала вечером?

Мужчина не только был знаком с ней, но и знал, чем она занимается. Кармела порадовалась, что он не видит румянца, выступившего на ее лице.

— Да, неплохо.

— О, ты же знаешь, что так и должно быть.

Ее сердце забилось быстрее, и дело было не столько в словах, сколько в медленном легком акценте.

Его короткий смешок успокоил ее растущие опасения.

— Я всего лишь пошутил.

Он глубоко затянулся. В тусклом мерцании тлеющего табака она смогла разглядеть, что на нем военная форма цвета хаки: рубашка и шорты. Но это не помогло. Недавно все службы перешли на нее, и она не могла разглядеть знаки различия на плечах.

— Кто ты? — спросила она.

— О, теперь я оскорблен.

Это мог быть Гарри, или Бернард, или даже молодой Билл, которого все они называли Малышка Уилли (после чего обязательно разражались смехом). Но она не чувствовала желания смеяться, потому что это мог быть едва ли не любой из офицеров, которые по ночам проходили через «Синий попугай». И этот человек продолжал хранить молчание, наслаждаясь ее смущением, ее растерянностью, что было жестоко.

— Я, пожалуй, пойду.

Он поднялся со стенки и схватил Кармелу за руку прежде, чем она сделала два шага.

— Куда ты спешишь?

Девушка попыталась высвободить руку, но хватка была крепкой. Тихонько вскрикнув, она дернулась, но через мгновение оказалась прижатой спиной к его груди.

Свободной рукой мужчина зажал ей рот.

— Тс-с-с-с… — предостерегающе прошипел он.

Выплюнув сигарету, приблизил рот к ее уху.

— Ты хочешь знать, кто я? Я последняя живая душа, на которую упадет твой взгляд.

Ей не нужно было знать все слова — она прекрасно поняла их смысл. И забилась отчаянно. Господи, ее дом, родители, братья, собака — все они так близко, стоит только подняться на холм!

Мужчина стремительно отреагировал на протест, заломив ее левую руку за спину — резко, до хруста в суставе. Боль пронзила ее, колени подогнулись, и Кармела едва не потеряла сознание. В отчаянии она попыталась укусить его руку, зажимавшую ей рот, но он успел убрать пальцы. Девушка уже не сопротивлялась, когда он сунул руку ей между ног, в развилку бедер, и снова теснее прижал к себе.

Его дыхание было на удивление спокойным, и Кармела каким-то образом поняла, что он улыбается.

А когда почувствовала его твердеющую плоть, заплакала.

День первый

— Чай или кофе?

— Что вы посоветуете?

— Первое отдает водой, в которой мыли посуду, а второе — просто помои.

— Что ж, попробую помои.

Официант, болтавшийся поблизости, который привлек внимание Макса, приземистый и чем-то напоминающий жабу, был новенький — видимо, кого-то из кухонного персонала призвали заменить Уго, чья жена была ранена во время бомбежки в уик-энд, когда она с подругами прогуливалась около Рабата. К счастью, пилот «Мессершмитта-109» заплатил за это злодеяние жизнью, «спитфайр» мгновением позже размазал его на скалах Дингли.

— Как себя чувствует жена Уго? — спросил Макс у официанта.

— Она умерла.

— Ох…

На тот случай, чтобы не оставалось сомнений, официант склонил голову набок и высунул толстый язык. Глаза его оставались открытыми и внимательными.

— Два кофе, пожалуйста.

— Два кофе.

— Да, спасибо.

Макс проводил взглядом официанта, который уходил вразвалку. Но мысли его были не здесь, а с Уго; он прикидывал, когда снова увидит его кривую улыбку.

Наконец он заставил себя сосредоточить внимание на молодом человеке, сидящем напротив него. Эдвард Пембертон с увлечением рассматривал помещение — высокие окна, тщательно выкрашенные стены, высокий потолок с балками — и явно был далек от мыслей о смерти.