Одуванчик: Воспоминания свободного духа - [59]

После моего побега эта самка, моя мать, дала жизнь ещё двоим душам. От фолк–певца она родила девочку, Элизабет, а шестью годами позднее — мальчика, Этьена Сент–Лоренса, в своём четвёртом браке. Этьен младше моего сына на четыре года. Говорили, что молодой муж Дианы неожиданно умер от опухоли в мозгу, а в четырнадцать эта Элизабет сбежала из дома. Диана подалась на север и поселилась в городке под названием Долина Грасс и растила там Этьена одна. Я очень удивилась, снова услышав её голос, но ещё более, когда она сказала, что будет в Лос–Анжелесе и хотела бы переночевать у меня.

Интересно посмотреть на мою мать в качестве гостя в моём собственном доме! С этим человеком меня многое связывало, но вот что странно, я её почти совсем не знала. На следующий день, как обычно, завтракала она после полудня, но вместо моей стряпни предпочла кукурузные хлопья, но прежде чем отправлять их в рот, она тщательно перед этим рассматривала каждую из этих малюсеньких крошечек. Она всё ещё придерживалась своей диеты: спиды, болеутоляющие, сигареты и кофе. Совершенно непредсказуемо одна ночь превратилась в две недели, и я поняла, что это одно из её обычных таинственных исчезновений, тех, которые она совершала, когда я была ребёнком, с той только разницей, что Этьену, оставленному дома в одиночестве, было шестнадцать. Пикантным в этой ситуации было то, что Этьен в эти дни как раз оканчивал школу — заслуживающее внимания достижение в нашей дисфункциональной больной семье. Я мягко старалась подвести мать к мысли о возвращении домой, чтобы она успела на церемонию вручения аттестатов зрелости, но она очень уютно устроилась в моей комнате для гостей и окунулась с головой в суету Голливуда. Неделю спустя мой единоутробный брат получил аттестат без поздравлений и без родителей, а мой долготерпеливый новый супруг наконец не выдержал и спросил:

— Как долго твоя мать собирается ещё оставаться у нас?

Выгонять кого–нибудь вообще дело не из приятных, и это становится совершенно невозможным, когда касается твоей отстранённой, своенравной матери. Прошла ещё одна ужасная неделя. Утром, после того как я вымыла шваброй кухню, я вылила полное ведро мыльной воды в раковину. Обычное дело, скажете вы и будете правы, но моя мать, которая имела особенность следовать за мной по всему дому, с ужасом посмотрела на меня и в своей привычной высокомерной манере спросила:

— Катерина, зачем ты вылила эту совершенно ещё пригодную воду?

Я растерялась и начала было извиняться. Меня откинуло точно в 1960 год, я стояла перед ней провинившейся десятилетней девочкой. Господи, я совсем забыла, в её доме мы сохраняли и повторно использовали мыльную воду, пока она не становилась совсем чёрной от грязи! И в сорок я не стала бы спорить или возражать Диане, но она стояла передо мной и выжидала, что я ей на это отвечу. Меня охватила слабость, но я набралась смелости и выдохнула:

— В твоём бы доме я её сохранила, но это мой дом, и я могу вылить целое ведро, если мне это нравится.

Последовала неловкая пауза; затем в недоумении она вздёрнула голову и произнесла:

— Полагаю, ты права.

Я не упустила такую возможность и сказала:

— Мама, пора тебе возвращаться домой.

Первый год с Патриком прошёл в супружеском блаженстве, но вот деньги стали подходить к концу, и я начала подумывать о том, что неплохо бы найти себе подходящее занятие. Я только что вступила в пятый десяток, а образование у меня только формальное. Мой же конёк — креативность, с которым я выживала на пять с плюсом.

Приближалось Рождество, и в трёх кварталах от нас на углу Франклина и Ла–Бри организовали продажу ёлок. Я предложила Патрику сходить туда и посмотреть, может быть, и мы сможем принять в этом участие, лишние деньги к Рождеству нам бы не помешали. Хозяин оказался не менее дружелюбным, чем сам Санта, и с радостью предложил поработать у него. Патрику досталась самая тяжёлая часть работы, а мне — завлекать и очаровывать покупателей, было очень забавно составлять букеты из сосновых веток. За неделю до Рождества наш хозяин сказал, что ему срочно нужно возвращаться домой в Лагуна—Бич и спросил, не хотим ли мы взять продажу в свои руки. Ещё он сказал нам, что нам причитается половина от выручки, и что он оставляет нам свой небольшой трейлер греться, если мы, вдруг, замёрзнем. Вот так, неожиданно, ни с того, ни с сего, нас с Патриком вовлекли в еловый бизнес, и ледяные монеты горстями посыпались в наши карманы. Я намеренно сказала именно «ледяные», потому что мы сами чуть не отморозили свои задницы, так было холодно. Сколько могли, мы укрывались в трейлере от морозного, пронизывающего до костей ветра. Я даже, чтобы согреться, купила несколько бутылок сладкого ликёра Бейлис, и если бы вы пришли в тот вечер, то вас встретила бы там пара весёлых подвыпивших эльфов. К последнему вечеру накануне Рождества у нас на руках уже было четыре тысячи долларов, из которых две стали нашим заработком. Перед тем как свернуться и отключить гирлянду из цветных лампочек, мы отобрали из оставшихся нераспроданных деревьев самое большое и самое величественное, им оказалась пушистая пихта, которую мы и потащили вдвоём домой.