Одуванчик: Воспоминания свободного духа - [26]

Его Фабрика была открыта для всех. Никаких привратников или охраны. По существу любой мог быть гостем, но с одним «но», если вы не принимали участие в этой странной игре, вас быстро захватывала тоска.

Энди обладал эффектом присутствия, он был своего–рода фантомом, дирижёром с тихим мягким голосом, зорко наблюдающим за всем, что происходит вокруг него, и готовый в любой момент включить камеру. За всё время, проведённое на Фабрике, я так и не смогла ни разу уяснить для себя, кого бы он мне напоминал. Он непрерывно создавал характеры, образы, которые привлекали, но не давал времени сосредоточиться на них.

В ту зиму меня можно было обязательно найти на Фабрике, где меня снимали для французского журнала мод Пари–Мач. Ещё я умирала от желания (и это происходило каждый день) стать диск–жокеем в имеющей дурную репутацию дискотеке Ундины. Такая работа приносила бы еженедельно пятьдесят долларов, плюс бесплатный стол, и когда Билли ушёл, я заняла его место.

Ундины ничего общего не имели с Фабрикой

они были модным рок–н–ролльным местом. Этим диско владел Джерри Шацберг, фотограф журналов мод, и там всегда было полно длинноногих моделей, гламурных девиц и достойных им симпатичных парней. Уоррен Битти держал там двор и не появлялся без своей свиты из дамочек. Его любимым местом были диванчики белой кожи прямо рядом с танцплощадкой. Помните, когда Камни или Yardbirds были в городе — они всегда проводили остаток вечера в Ундинах.

Там я столкнулась с моей подругой Лиз, миниатюрной блондиночкой из Виллиджа. Она тусовалась тогда с Денни Лейном, двадцатидвухлетним солистом Moody Blues, и пригласила меня на небольшой званый ужин, устроенный в честь группы. Денни танцевал до поздна — стильный английский костюм, ботинки с испанским каблуком а-ля Битлз. Вылитый Джон Леннон с по–маккартниевски томным взглядом. Когда он подошёл ко мне и сказал своим мягким английским выговором, «Привет, любовь моя», я увидела нас, стоящих перед алтарём. Этот человек изменил всю мою жизнь и подарил мне моего единственного сына.

Я не пропустила ни одного их концерта и находилась в полуобморочном состоянии, каждый раз, когда Денни пел Go Now своим задушевным мягким голосом.

Если бы секс был любовью, я давно завязла бы по самые уши. О совместимости я ещё ничего не знала, а о Денни я знала только, что он красив, поёт в рок–группе и живёт в Англии и что я без ума от него — вполне достаточно для романтически настроенного подростка. С самого начала я наврала Денни, что мне почти восемнадцать, так я обыкновенно отвечала. Впечатляющая разница для пятнадцатилетней сбежавшей нарушительницы закона из Калифорнии — не анкету же заполняла. Когда же осталась на ночь в его номере нью–йоркской гостиницы, я проснулась до рассвета и заперлась в ванной, чтобы выглядеть свежей, накрашенной, с накладными ресницами, подведёнными глазами и лёгким румянцем, затем, проскользнув обратно в постель, сделала вид, что только–что проснулась. Чем я занималась так долго в ванной? Но о моём возрасте он никогда не спрашивал.

По завершении нью–йоркского куста в плане у Moody Blues стоял отдых в Пуэрто—Рико, а мы с Денни — на самой вершине нашего романа и говорить друг другу «прощай», не было сил, но когда я появилась на пуэрто–риканском пляже в купальнике, остальные члены ансамбля обомлели. Я могла одурачить Денни, но на залитом ярким солнцем пляже я выглядела телёнком. Этим же вечером состоялся военный совет: вопрос стоял о моём несовершеннолетии, и Денни обязали отправить меня из страны. Утром меня посадили на самолёт и отослали обратно в Нью–Йорк.

На прощанье Денни сказал, чтобы я не волновалась и что могу приехать в Англию в любое время, но подумайте, как мог попасть паспорт в руки сбежавшего подростка? Денни вернулся в Англию, и мы обменивались дорогущими международными телефонными звонками и письмами, готовыми вспыхнуть от переполняющей нас тоски. В ту же неделю, как мне исполнилось шестнадцать, я решила, что пришёл мой шанс обрести свободу и получить паспорт. Всё что мне нужно было это согласие родителей на путешествие одной, которое я, не задумываясь, выковала сама. И вот я на пути в Англию.

8

1966

Я увидела Денни, встречающего меня и стоящего за стеклянной стеной с огромным букетом цветов. Прошло почти шесть месяцев, и он выглядел даже ещё ослепительнее, чем каким я его запомнила. У меня начала кружиться голова, так как мне показалось, что таможенник слишком внимательно изучает мой паспорт и поддельное письмо и вдруг спрашивает, где мой обратный билет. Что за обратный билет? Разве я не приехала, чтобы остаться навсегда? И с безжалостным британским акцентом он распорядился:

— Будьте так добры, отойти в сторону, мисс.

О, мой Бог! Меня собираются арестовать, и я с эти ничего не могу поделать! И не только я не увижу Денни снова, но они созвонятся с властями, найдут мою мать, и отошлют меня обратно в тауэр. Когда прошли через паспортный контроль все остальные пассажиры, подошёл Денни и спросил:

— Что случилось, любовь моя?

Офицер преградил дорогу.

— Во–первых, отойдите, она несовершеннолетняя, у неё нет обратного билета, и в паспорте нет никаких пометок о её месте жительства. Она не может пройти на территорию страны.