Одураченный случайностями (Борщ) - [14]

– Вы тоже? – поинтересовался я. – Мне, безусловно, приятно, но чем обязан таким вниманием?

– И я тоже. И Захар. Мы очень любим правдивые истории, практически документальные. Но написанные не журналистами, а именно писателями.

– Но я ничего общего ни с журналистами, ни с документалистами не имею и пишу только выдуманные истории, – ответил я. – Кстати, писатели склонны преувеличивать и приукрашивать, отсюда правда искажается. Художественная документалистика – жанр оригинальный, но опираться на достоверность изложенных таким образом фактов я бы не стал. Это как художника попросить нарисовать чертеж за чертежника. Сможет? Да. Но каков будет результат?

– В целом вы правы, но нам все-таки приятно читать художественные описания всяких реальных событий.

– Александр Анатольевич, – резко, но не грубо сменил я тему, – скажите, пожалуйста, где я нахожусь?

– Вы находитесь, – спокойно ответил полковник, – не волнуйтесь, пожалуйста, в нашем управлении, которое работает с представителями пишущей братии, как вас иногда называют. Вот на днях у нас была годовщина, директор подвел итоги работы, рассказывал о планах, благодарил за службу…

– Службу кому? – снова не сдержался я. – Какие органы представляет ваше управление? И название-то у вас должно хоть какое-то быть?

– Службы Родине, ее президенту, народу, – также невозмутимо продолжил Колмыков, – и вы зря иронизируете! Органы мы представляем внутренние, как вы можете видеть по цвету моей формы. А название наше я могу сказать вам в виде аббревиатуры, большего вам знать не требуется, но оно вам ничего не даст. Считайте, что вы в полицейском отделении, где с вами вежливы, – вы же не будете спорить с этим? обстановка у нас дружелюбная, разговор мы ведем спокойный, размеренный. Если я удовлетворил ваше любопытство, то позвольте мне продолжить, а то вы перебили меня немного.

– Тогда скажите, пожалуйста, на каком основании я нахожусь здесь? – не позволил продолжить я.

– По приглашению. Захар ведь приглашал вас?

– Это называется приглашением? Привезли в какой-то черной коробке… с лампочкой… Насильно!

– Как насильно? Захар, как же так? Такого просто не может быть! Ну, давайте по порядку и поправьте меня если я что-нибудь напутаю. Вы сами вышли из квартиры. Затем из подъезда. Никто вас за руку не только не тащил, но и не вел. И даже не сопровождал. Сами сели в машину. Хорошую, дорогую, – вас никто в нее не заталкивал. Да, такая машина с виду напоминает чем-то коробку, но что ж поделать? Такой ее придумали дизайнеры. Вы вот утверждаете, что выдумываете истории, а они придумывают внешний вид автомобиля… Но мы отвлеклись. Меня очень волнуют ваши слова! Что вы называете «принуждением»?

– Нет, ничего… – грустно ответил я, поняв, что спорить бесполезно и может стать только хуже. Но не удержался и поправил. – «Насильно», я говорил. Я просто не хотел ехать.

– Я тоже не всегда хочу ехать, но каждый день сажусь и еду. А ты, Захар?

– Так точно!

– Вот смотрите, – продолжил Колмыков, – я проявляю к вам и к вашей писательской деятельности неподдельный интерес и хочу с вами познакомиться. Как это организовать? Конечно, мне по долгу службы проще найти вас, чем, скажем, любому другому вашему поклоннику. Но… Представляете, к вам в дверь звонит человек в форме полковника. Тоже ведь не самый хороший вариант таким вот образом напроситься на встречу? Что бы вы обо мне подумали и какой у нас разговор бы получился? Согласны? А тут, вы сами видите, официальное здание, люди в форме, да и ваш знакомый, Захар, тут же. Это должно вас больше успокоить нежели мой визит к вам. Не так?

– Отчасти так… – пришлось согласиться мне.

– Вы совершенно напрасно расстраиваетесь и волнуетесь! Мы вас позвали на беседу и совершенно не имеем умысла как-то навредить вам. Поговорим и расстанемся друзьями, я надеюсь. Просто ваше творчество очень заинтересовало нас, вот и все. Давайте поговорим о нем?

– Ну что ж, давайте…

– Так вот… – вспоминая на чем я его прервал, начал полковник. – Когда историю рассказывает документалист, нам понятно: откуда он берет информацию, кто его коллеги, соавторы, где происходит событие, кто действующие лица. Короче, все известно, все данные и источники раскрыты. Тут вопросов никаких не возникает: он, журналист, или репортер, или кто-то еще из медийной сферы, профессионально зарабатывающий на освещении каких-либо событий, доступен для предметного общения. С беллетристами тоже все более-менее ясно, – они работают с архивами, воспоминаниями, известными людьми. А вот с писателями, авторами художественных произведений, ситуация несколько иная. Они совершенно свободны в своем творчестве и неподконтрольны никому…

– Но ведь так и должно быть, – перебил я, – в этом и состоит свобода…

– «Свобода, равенство, братство» – помните такой лозунг? – прервал меня Колмыков. – Жаль, что его начинают забывать. В нем перечислены основополагающие принципы общества. Нашего общества под названием государство. Не отдельно взятого человека, а общности людей. И если один человек со своей свободой способен навредить обществу, если из-за его неверного понимания свободы могут пострадать общегосударственные интересы, то о каком равенстве и братстве может идти речь? Этот человек, получается, считает себя выше окружающих его людей? Тех людей, которые ему приходятся братьями! Стало быть, не ровня они ему что ли? Как вы считаете: есть место такому человеку в обществе и достоин ли он свободы в общем понятии этого слова, которая заключается в соблюдении принятых законов и на моральных принципах?