Одри Хепберн: биография - [53]
Но была еще одна проблема, на этот раз поставленная агентом Одри. Она согласилась при условии, что фильм будет сниматься в Париже. Из-за попытки уйти от налогов? Ничуть не бывало; просто потому, что она хотела быть рядом с Мелом, занятым в комедии Ренуара «Елена и мужчины». Фильм Билли Уайлдера «Любовь в полдень», в котором должна была сниматься Одри, пока Мел работал у Ренуара, только еще готовился к съемкам. «Парамаунт» оказал услугу Одри:
добился того, что съемки фильма Ренуара отложили до начала работы над «Смешной мордашкой». Отложили ради того, чтобы Мел и Одри не расставались. Подобный случай (как у Мела и Одри) был у Элизабет Тэйлор и Ричарда Бартона, когда в 1962 году они ставили под угрозу съемки «Клеопатры».
Во всех американских фильмах, где снималась Одри, с ней в паре играл кто-нибудь из знаменитых актеров. Пек, Холден, Богарт, Фонда. И при этом их слава как будто нисколько не «затеняла» ее. Она сияла не менее, а подчас и более ярко, чем они, с первого же момента появления перед камерой, словно какой-нибудь фокусник создал ее из ничего. В «Смешной мордашке» ей пришлось играть рядом с актером, который был не просто великим. Фред Астер был актером-легендой. «Снимаясь в мюзикле вместе с Фредом Астером, я реализую мечту всей своей жизни», – сказала она Луэлле Парсонс по телефону из Парижа, где она усиленно занималась в танцевальной студии перед тем, как отправиться в Голливуд на репетиции.
«Но вот в том, что она также страшно боялась, – вспоминает Донен, – она тогда никому не признавалась».
Как только прошла эйфория от мысли о том, что она будет танцевать с Фредом, ее место в душе Одри заняла тревога. И это понятно. Астера считали лучшим танцовщиком XX столетия такие авторитеты, как Баланчин и Джером Роббинс, а позднее то же самое говорил Барышников. Подобная перспектива испугала бы любого, кто хоть немного разбирался в танцевальном искусстве. Но Одри не знала (хотя Донену это было известно), что Астер тоже нервничал, думая о своем появлении на экране рядом с Хепберн. «Он был в совершенном восторге от двух ее предыдущих фильмов. Но ему было уже пятьдесят семь лет, и он считал, что уже слишком стар». Но как доказал фильм, все их опасения оказались беспочвенными.
Герой Астера, Ричард Эйвери – это имя придумано по ассоциации с именем фотографа Ричарда Эйвдона, товарища Леонарда Герше по службе в ВМС США, – великолепно владеет своим искусством. В фотолаборатории он столь же убедителен, сколь блистателен в танце рядом с Одри.
В сердечных же делах персонаж Одри вел своего старшего партнера в не менее прихотливом движении чувств и с не меньшим искусством, чем то, которое показывал он в своих танцах.
Двадцать пять лет спустя восьмидесятидвухлетнему Астеру была вручена награда за достижения в киноискусстве, присуждаемая Американским Институтом Кино. Вручала ему награду Одри Хепберн. Она вспомнила о тех днях, когда они впервые встретились на репетиционной сцене студии «Парамаунт». Астер производил впечатление любезного и жизнерадостного человека, и его легкий, «воздушный» облик очень точно соответствовал музыкальному ритму танца. На нем была желтая рубашка, серые широкие брюки, вместо пояса – красный шарф, розовые носки и начищенные до блеска черные мокасины, которые, казалось, так и рвались в пляс.
«У меня возникло такое ощущение, как будто все мое тело налилось свинцом, – вспоминала Одри, – а сердце ушло в пятки. И тут внезапно я почувствовала, как он обнял меня за талию и с присущим ему неподражаемым изяществом и легкостью в буквальном смысле взметнул меня вверх. И тут я испытала тот восторг, о котором хоть раз в жизни мечтает любая женщина, – восторг танца с Фредом Астером».
До начала съемок у них было только пять недель на репетицию и запись четырнадцати отдельных музыкальных эпизодов. Причина столь жестких сроков заключалась в том, что Одри сразу же после окончания натурных съемок «Смешной мордашки» в Париже должна была по условиям договора приступить к работе над «Любовью в полдень».
Каждое утро Одри приходила к Роджеру Иденсу на репетиции песен под фортепиано. Затем она отправлялась на съемочную площадку к Стэнли Донену, который прорабатывал мизансцены перед камерой. После этого Одри шла в репетиционный зал и продолжала работу над танцевальными номерами. Запись песен заняла неделю – поразительно короткое время, если принимать во внимание их сложную аранжировку и требовательность Донена, Иденса и всей их «команды». Одним из самых сложных оказался эпизод «Бонжур, Пари», где Одри, Астер и Кей Томпсон в роли грубоватого редактора журнала типа «Вог» прибывают в аэропорт. Их всех снимают на фоне парижских достопримечательностей, иногда по отдельности, а иногда они появляются все одновременно на экране, разделенном на три части. Вот они неожиданно встречаются на площадке Эйфелевой башни – там, куда поклялись не ходить, так как это – слишком «туристическое» место. Номер должен был занимать ровно пять минут, состоять из 518 музыкальных строк и проходить на фоне 38 различных видов Парижа.
Все это надо было отрепетировать и записать в Голливуде перед полным оркестром из более чем пятидесяти музыкантов, а затем воспроизвести это в виде пантомимы под звукозапись уже в Париже. Роджер Иденс страшно нервничал. «Даже для опытных исполнителей мюзиклов все эти многочисленные дубли и повторы – крайне изматывающее занятие. И я боялся, что Одри не справится с этим». У Донена тоже были дурные предчувствия, но по другой причине. «Фред был великим танцовщиком. Но некоторые, включая Джорджа Гершвина, Ирвинга Бергмена и Кола Портера, считали, что его исполнение их песен было еще лучше, чем его танцы. И я задавался вопросом: „О Боже! Будет ли Одри достойна его?“ Она волновалась, и Фред это чувствовал. В первых трех или четырех дублях она пропускала ноту, и нам приходилось начинать снова и снова. Это может сломить даже профессионального певца. Фред видел, что с каждым новым дублем ее волнение усиливалось. Но Фред на этот раз не прервал пение, а сразу же сам взял неверную ноту, вне всякого сомнения намеренно, а затем сказал: „Остановите, остановите… Я промазал. Извини, Одри“. Это была не слишком оригинальная, простоватая шуточка, и Одри, конечно же, заметила ее, и все же она попала в цель, сняла напряжение, показала, что мы все способны ошибаться, и с этого момента работа пошла более гладко».
