Одной ночи достаточно - [9]

Я смотрел на него и спрашивал себя: «С какой целью ты это сделал, чертов толстяк? Кто стоит за тобой? Что ты выигрываешь, искажая правду?»

Китаец казался таким сонным, невинным и благожелательным. Вот прилагательное, которое ему подходит. Благожелательный.

Агенты приготовились вывести меня на улицу.

Китаец, видя, что допрос окончен, «отсалютовал» головой несколько раз и направился к табуретке. Сел в своей первоначальной позе: ноги — под табуретку, руки — на животе.

Акоста прервал мои размышления, схватил за шиворот и повернул к себе.

— Идемте, Эскотт, — проговорил он грубым тоном. — Пошевеливайтесь!

— Минуточку, — возразил я. — Вы меня арестовали, бросаете за решетку. Вы своего добились. Прошу о единственном: произносите правильно мою фамилию. Она начинается с «С», а не с «Э».

— Успокойтесь, вашу фамилию будут произносить правильно. Все будет как положено.

3

Пока мы шли к полицейскому автомобилю, я размышлял о том, что же произошло. Время и место достаточно своеобразные для подобных размышлений. Но здесь было лучше, чем в тюремной камере, куда я вскоре прибуду. Пока же еще свободен, можно сказать.

Нетрудно вообразить, что должна представлять собой местная тюрьма, если судить по обычным городским домам. Нет сомнений, что это здание со стенами толщиной в метр построено в эпоху испанского владычества. И нет сомнений, что те, кто однажды туда попадает, остаются там гнить навсегда.

Я подумал об этом и пришел к решению: не буду гнить в тюрьме за преступление, которого не совершал. Если не смогу вырваться на свободу, пусть уж лучше кончу в морге. Это единственная альтернатива, которая мне оставалась.

Впрочем, Ева ушла, и ничто уже больше не имело значения. Но с этого момента моя жизнь — в руках моих стражей. Должно быть, я слишком ценный человек, раз ко мне приставили столько полицейских агентов.

Видно, им велено обращаться со мной великодушно. Может быть, потому, что, как сказал Акоста, я иностранец. Действительно, я еще не был в тюрьме, мне дали возможность оправдаться. И если это не удалось мне, то их вины в этом нет. Это была, можно сказать, судьба.

Меня могут убить и оставить лежать на брусчатке, но моя нога не ступит на территорию тюрьмы. Если и пойду туда, то только в горизонтальном положении. Такое решение сильно упрощало дело, в плане побега!

Я должен действовать сейчас или никогда. До того, как меня снова зажмут в машине, где ждут еще двое агентов. Там вероятность успеха предприятия уменьшалась в несколько раз. Кроме того, на меня, очевидно, наденут наручники. Почему они не сделали этого раньше, я объяснить не мог. Возможно, до последнего «удара» господина Чина я еще не был подзаконным арестом. Теперь уже был. Хотя различие пока не ощущалось. В общем, будут наручники или нет, сейчас мне нужно действовать.

Мы шли почти гуськом по узкой темной кишке улицы. Я — в середине. Акоста сзади меня, двое полицейских впереди. Они были вооружены, но это меня не беспокоило. После того, как потерял Еву, жизнь оценивалась мной совсем по-другому.

Машина закупорила выход из улочки, поэтому побег в ту сторону невозможен. Оставалось два выхода: бежать назад либо куда-нибудь в сторону. У меня возникли сомнения относительно побега в направлении, противоположном от машины, хотя, наверное, это решение наиболее очевидное. Но там мог быть тупик, и полицейские взяли бы меня сразу или — я допускал и такой вариант — пригвоздили бы несколькими пулями. Кроме того, стены располагались очень близко друг против друга, и в меня могли попасть пули рикошетом. Даже если бы полицейские плохо целились из-за темноты.

Как путь к спасению, мне оставались подъезды и щели между домами. Впрочем, мы шли довольно долго, и выход из улочки близился, так что теперь выбирать особо не приходилось. Два подъезда, справа и слева, едва различались в темноте.

Я должен довериться случаю. Потом я часто спрашивал себя: что могло случиться со мной, если бы нырнул в подъезд слева? Что меня там ждало — свобода или смерть?

Я выбрал тот, который был справа.

Вырвался из рук полиции ловко и без звука. Побег удался потому, что я действовал следующим образом. Акоста держал меня сзади за запястье и за воротник. Человек передо мной придерживал за другое запястье.

Неожиданно я остановился и наклонился вперед. Акоста, пойманный врасплох, пошатнулся, потерял равновесие и упал мне на спину.

Я подхватил его вытянутой назад рукой, поднял на спину и швырнул на агента, который находился впереди. На мгновение оба полицейских опешили. Тем временем я уже влетел в подъезд.

Первый выстрел прозвучал в подъезде, когда я, свернув еще раз направо, находился в безопасности. Почувствовал под ногами первую ступеньку деревянной лестницы, споткнулся, потерял равновесие и дальше уже начал взбираться вверх на «трех ногах», помогая себе рукой.

Полицейские видели, в какую сторону я повернул, и побежали за мной. На лестнице появился мазок желтого света, нащупывающего дорогу для преследователей.

Второй выстрел на мгновение запоздал. Секундой раньше я свернул во второй лестничный пролет и находился вне досягаемости пули. Выстрел немного оглушил, но я не остановился и продолжал подниматься.