Однокурсники - [20]

— А я все равно считаю, небольшой отдых тебе не повредит, Дэвид, — ласково произнес Гилберт. — А кстати, что это был за дурной сон?

— Даже если расскажу — ты не поверишь.

— А ты попробуй.

— Так, глупость какая-то, — нервно засмеялся Д. Д. — В общем, мне приснилось, будто нам раздали тетради для экзаменационных работ, а я не понял вопросов. Нелепо, да? Ладно, теперь иди спать, Джейсон. У меня все просто отлично.

Наутро Д. Д. не вспоминал о том, что случилось ночью. Правду говоря, он вел себя даже нагло, всем своим видом давая Джейсону понять: то, чему тот был свидетелем несколько часов назад, всего лишь случайная неприятность.

И все-таки Джейсон счел себя обязанным рассказать об этом проктору общежития, который номинально считается ответственным за бытовые условия студентов. Кроме того, Деннис Линден был студентом-медиком и вполне мог объяснить причины явления, с которым столкнулся Джейсон.

— Деннис, — предупредил Джейсон, — дайте слово, что все останется строго между нами.

— Совершенно, — ответил без пяти минут доктор медицины. — Я рад, что ты обратился ко мне со своей проблемой.

— Нет, серьезно. Я считаю, Д. Д. свихнется, если не получит отличных оценок по всем предметам. Он совсем обезумел, он просто одержим желанием стать первым студентом на всем курсе.

Линден затянулся сигаретой «Честерфильд» и, выпуская в воздух дым колечками, ответил как бы между прочим:

— Но, Гилберт, мы ведь оба знаем, что такое просто невозможно.

— Откуда же это известно? — озадаченно поинтересовался Джейсон.

— Позволь мне рассказать тебе кое-что по секрету. Твой сосед даже в собственной школе не был номером один, а ведь оттуда приехало человек пять-шесть ребят с гораздо более высокими средними баллами и школьными показателями. На самом деле даже в приемной комиссии ему поставили чуть выше десяти с половиной.

— Что? — переспросил Джейсон.

— Видишь ли, как я уже сказал, это закрытая информация. Так вот, в Гарварде на основе всех этих баллов и показателей вычисляют, на каком месте впоследствии окажется каждый из студентов, принятых в университет…

— Заранее? — перебил его Джейсон. Проктор кивнул и продолжил:

— Более того, они почти никогда не ошибаются.

— Вы хотите сказать, что знаете, какие оценки я получу в январе? — спросил Джейсон, остолбенев.

— И не только это, — ответил будущий врач, — нам даже приблизительно известно, под каким номером ты будешь стоять в списке выпускников.

— Может, скажете прямо сейчас, чтобы я зря не напрягался с учебой? — пошутил Джейсон, но через силу.

— Ладно, Гилберт, все, что я сказал, не для протокола. Я сообщил тебе обо всем просто для того, чтобы ты был готов оказать моральную поддержку своему соседу, когда он очнется и поймет, что он не Эйнштейн.

Неожиданно для самого себя Джейсон возмущенно вспылил:

— Знаете, Деннис, я не готовился на роль психиатра. Неужели нельзя помочь этому парню прямо сейчас?

Проктор сделал еще одну затяжку и ответил:

— Джейсон, юный Дэвидсон — которого (только это между нами) я считаю дурачком-простофилей — для того и оказался здесь, в Гарварде, чтобы узнать пределы своих возможностей. Это как раз то, что, если можно так выразиться, у нас получается лучше всего. Хотя до середины семестра пока все остается как есть. Если парень окажется не в состоянии смириться с мыслью, что вершина горы оказалась для него недоступной, тогда мы, возможно, договоримся с кем-нибудь из специалистов студенческой поликлиники, чтобы с ним побеседовали. Как бы там ни было, я рад, что ты обратился ко мне с этим вопросом. И не мешкая обращайся снова, если он начнет странно вести себя.

— Он всегда ведет себя странно, — ответил Джейсон с полуулыбкой.

— Гилберт, — сказал проктор, — ты даже понятия не имеешь, каких чокнутых принимают в Гарвард. Твой Д. Д. — это тихая гавань по сравнению с буйными психами, которых я навидался за все это время.

Из дневника Эндрю Элиота

17 октября 1954 года

Я никогда не ходил в отличниках и не особо возражал, когда мне ставили по «трояку» за каждую контрольную работу по всем предметам. Но я всегда считал себя очень даже приличным футболистом. И эта иллюзия только что развеялась без следа.

Наша треклятая команда первокурсников упакована такими мощными игроками со всего света, что вряд ли я смогу когда-нибудь за ними угнаться.

Для меня это настоящий урок смирения по-гарвардски — остается утешаться тем немногим, что выпадает на мою долю. Проводя время на скамейке запасных в ожидании, когда меня выпустят на поле — за три или четыре минуты до конца матча (но лишь при условии, если мы ведем в счете, и по-крупному) — я постоянно напоминаю себе: тот парень, который вышел играть раньше меня, не просто обычный спортсмен. Может, он потому так высоко подает угловые удары, что является потомком Всевышнего.

Впрочем, если я и должен сидеть в запасе, то такое может случиться и с ребятами вроде Карима Ага-хана, а ведь он, как выразился профессор Финли, вообще является «прапрапрапраправнуком самого Бога».

Но он не единственный небожитель, которому я обязан тем, что практически превратился в пассивного зрителя. Наш центральный форвард — настоящий персидский принц, тоже с божественной родословной. Есть у нас и другие игроки, не уступающие им по силе, которые приехали из других экзотических мест, таких как Южная Америка и Филиппины, а также просто из обычных средних школ. Благодаря всем этим ребятам я и застрял на скамейке запасных.