Одни в океане - [31]

Шрифт
Интервал

Прошло много времени.

Сигарета скоро погасла и по-прежнему висела в углу рта. Он снова закрыл глаза и мечтал потихоньку. В теле его была удивительная тишина. Он лежал на постели из ваты. Сознание его уже не воспринимало быстро усиливающийся солнечный жар.

Он мечтал про себя. Мысли его медленно и очень неторопливо передвигались от одного образа к другому и останавливались, если воспоминание было особенно прекрасным, однако в то же время он твердо знал, где он и что с ним и что жизнь его неуклонно идет к концу. Разные вещи происходят странным образом параллельно, размышлял он. И тем не менее у него было свое маленькое развлечение и хитрое удовлетворение от того, что он вот так видел себя, параллельно, лежащего рядом с собой.

«Пора подводить итоги, – сказал он. – Не могу же я запереть лавочку, не закрыв счета. Надеюсь, ликвидационный баланс не будет отрицательным!» – сказал он, и окурок шевельнулся в углу рта.

«А какая у меня дебиторская задолженность?» – размышлял он.

«Никакой», – сказал он после напряженного размышления.

Это было хорошо. Очень нерадостно требовать чего-то от людей, которые и без того обделены.

– Кому должен я? – спросил он вслух.

Рот, глотка и гортань вспыхнули болью, когда он попытался говорить вслух. Тогда лучше не надо, подумал он, можно и так разговаривать. Главное, я себя слышу, а тот, кого это касается, понимает меня. Значит, еще раз: кому я что должен? Что ж, я так и думал. Этот список длинный. Придут много людей и захотят что-то получить. Ну, прекрасно, можно им дать это. Но вот другие, которые не придут и не захотят получить и которым я все равно что-то должен, вот они гораздо неприятнее. И, к сожалению, их очень много.

«Очень много, – сказал он. – И немного обременительно для совести».

И я должен им, разумеется, как раз то, чего у меня нет, продолжал он. Деньгами тут не поможешь. А чем иначе он мог или должен был заплатить? Это он знал точно. Не напрасно мерзли с тех пор его руки.

«Какие пассивы у нас еще остаются?» – спросил он и снова открыл глаза. Он вгляделся в раскаленный шар полуденного солнца.

«Никаких», – сказало Солнце.

Он почти ослеп от света и от ответа.

«Какие активы у тебя еще есть?» – спросило Солнце.

«Никаких», – сказал Другой и снова закрыл глаза. В голове у него все плясало и снова начинало путаться.

«Но ведь существует субстанция!» – сказала Мария.

«Но автомобиля нет», – сказала Бетси.

«Главное, что есть обе руки!» – сказал Однорукий.

«Пожалуйста, продолжайте беседовать! – сказал Другой. – Я вам буду подсказывать, пока вы играете в свой интеллигентский скат».

«Нужно просто любить людей. Тогда все сносно», – сказала Бетси, волосы у нее поседели, и ей было сто лет.

«Пусть лучше люди меня любят», – сказала Ла-Грасьёз, и лицо у нее было осунувшееся.

«Я умер, – сказал Однорукий. – Вот и весь итог, любишь или не любишь. Взгляните-ка на меня! Ну?»

«Вы только не ссорьтесь», – сказал Другой, и ему хотелось засмеяться.

Мария небрежно махнула рукой. «Дайте ему спокойно умереть», – сказала она.

«Мужчина не имеет права умереть, не побывав у нас», – важно произнесла Бетси и стала еще старее.

«От меня все они всегда быстро уходят!» – воскликнула Ла-Грасьёз и не могла этого понять.

«Взгляни-ка на этих женщин!» – Однорукий подмигнул Другому.

Другой наконец сумел рассмеяться. И смех резанул ему по груди, он застонал, но рядом, конечно, никого не оказалось.

Он обвел глазами горизонт, насколько мог видеть. Горизонт был чист. Он попытался обследовать и горизонт позади себя, но у него не получилось. Он больше не мог поворачивать голову.

Еще какое-то время он раздумывал о балансе своей жизни, но потом сдался. Жизнь была слишком многообразной, ему не удавалось охватить ее взором. «Тот, Судия на небесах, посчитает лучше, – сказал он. – В конце концов, для чего же Он ведет учетные книги».

Окурок в уголке рта снова дрогнул. Но Другой быстро посерьезнел. Что за ерунда? Сейчас нужно заняться делами поважнее.

Он задумался. Где-то в глубине все еще оставался страх перед чем-то мрачным и ужасным.

«Почему я так упорно занимаюсь этим Судией? – спросил он себя. – Конечно, потому, что сейчас дело принимает серьезный оборот! Вот дурость какая. Надо действовать по-другому», – сказал он. А потом передумал: «Ерунда! Я ведь не собираюсь никого перехитрить. Или искать новых путей теперь, когда уже слишком поздно».

У него было чувство, словно боги или Судия сидят высоко на небесах, прямо над ним, и смотрят на него, отменно развлекаясь тем, как он ощупью ищет выход и медленно умирает. Он впал в ярость и ожесточился.

«Да пошли вы! – заорал он и тихо добавил: – Я просто хочу достойно подвести черту, и больше ничего».

А потом он засопел и сжал зубы, потому что из нутра его рвался огненный шквал. Грудь горела. В горле копился чудовищный жар, потом, как пробка из шампанского, рванулся вверх и ударил в мозг. Ноги задергались, руки вцепились в решетку настила, тело выгнулось дугой, как полумесяц. Но остаток сигареты приклеился в уголке рта и не выпал. Он широко раскрыл рот, дыша прерывисто, частыми толчками. Жажда стала языком колокола и билась в желудке с жестяным звуком, солнце поливало его дождем горящего огня, как огнемет, а в мозгу бушевали беспорядочные картины и образы. Боги слились в вакхических объятиях, Мария визгливо смеялась, а из лона Бетси выползал целый выводок маленьких такс, что за безумие, а Однорукий играл в теннис, ракетка летала по воздуху. Где-то опять засмеялись, это была уже не Мария; смех был мощный и раскатистый, он со всех сторон отзывался эхом, так вон же стоит смеющийся ряд, они все там: старый Зевс, обнявший Леду, Вотан в германских подтяжках, и Иегова с окровавленными руками, Аллах побрился, Будда пялится на свой пупок, Маниту с бычьим сердцем тоже там, и негритянский бог, насиловавший госпожу Луну, ах, все это одни фантазии, настоящий цирк, хотя они и вечные, и этот их бесконечный смех, вон как развлекаются, свиньи, а я здесь умираю.


Рекомендуем почитать
Избранное

В сборник произведений современной румынской писательницы Лучии Деметриус (1910), мастера психологической прозы, включены рассказы, отражающие жизнь социалистической Румынии.


Высший круг

"Каждый молодой человек - это Фауст, который не знает себя, и если он продает душу дьяволу, то потому, что еще не постиг, что на этой сделке его одурачат". Эта цитата из романа французского писателя Мишеля Деона "Высший круг" - печальный урок истории юноши, поступившего в американский университет и предпринявшего попытку прорваться в высшее общество, не имея денег и связей. Любовь к богатой бразильянке, ее влиятельные друзья - увы, шаткие ступеньки на пути к мечте. Книга "Высший круг" предназначена для самого широкого круга читателей.


И восстанет мгла. Восьмидесятые

Романом "И восстанет мгла (Восьмидесятые)" автор делает попытку осмысления одного из самых сложных и противоречивых периодов советской эпохи: апогея окончательно победившего социализма и стремительного его крушения. Поиски глубинных истоков жестокости и причин страдания в жизни обычных людей из провинциального городка в сердце великой страны, яркие изображения столкновений мировоззрений, сил и характеров, личных трагедий героев на фоне трагедии коллективной отличаются свойством многомерности: постижение мира детским разумом, попытки понять поток событий, увиденных глазами маленького Алеши Панарова, находят параллели и отражения в мыслях и действиях взрослых — неоднозначных, противоречивых, подчас приводящих на край гибели. Если читатель испытывает потребность переосмыслить, постичь с отступом меру случившегося в восьмидесятых, когда время сглаживает контуры, скрадывает очертания и приглушает яркость впечатлений от событий — эта книга для него.


Хороший сын

Микки Доннелли — толковый мальчишка, но в районе Белфаста, где он живет, это не приветствуется. У него есть собака по кличке Киллер, он влюблен в соседскую девочку и обожает мать. Мечта Микки — скопить денег и вместе с мамой и младшей сестренкой уехать в Америку, подальше от изверга-отца. Но как это осуществить? Иногда, чтобы стать хорошим сыном, приходится совершать дурные поступки.


Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.


Пробник автора. Сборник рассказов

Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.


Жара

Действие романа «Жара» происходит в Берлине, огромном, деловом и жестком городе. В нем бок о бок живут немцы, турки, поляки, испанцы, но между ними стена непонимания и отчуждения. Главный герой — немец с голландской фамилией, «иностранец поневоле», мягкий, немного странный человек — устраивается водителем в компанию, где работают только иммигранты. Он целыми днями колесит по шумным и суетливым улицам, наблюдая за жизнью города, его обитателей, и вдруг узнает свой город с неожиданной стороны. И эта жизнь далека от того Берлина, что он знал раньше…Ральф Ротман — мастер выразительного, образного языка.


Блудный сын

Ироничный, полный юмора и житейской горечи рассказ от лица ребенка о его детстве в пятидесятых годах и о тщетных поисках матерью потерянного ею в конце войны первенца — старшего из двух братьев, не по своей воле ставшего «блудным сыном». На примере истории немецкой семьи Трайхель создал повествование большой эпической силы и не ослабевающего от начала до конца драматизма. Повесть переведена на другие языки и опубликована более чем в двадцати странах.


Дон Жуан

Петер Хандке предлагает свою ни с чем не сравнимую версию истории величайшего покорителя женских сердец. Перед нами не демонический обольститель, не дуэлянт, не обманщик, а вечный странник. На своем пути Дон Жуан встречает разных женщин, но неизменно одно — именно они хотят его обольстить.Проза Хандке невероятно глубока, изящна, поэтична, пронизана тонким юмором и иронией.


Минута молчания

Автор социально-психологических романов, писатель-антифашист, впервые обратился к любовной теме. В «Минуте молчания» рассказывается о любви, разлуке, боли, утрате и скорби. История любовных отношений 18-летнего гимназиста и его учительницы английского языка, очарования и трагедии этой любви, рассказана нежно, чисто, без ложного пафоса и сентиментальности.