Однажды в России - [3]
- Злые языки говорят, что ты ходил к бледнолицым пить Огненную Воду, сказал Волчий Коготь. - Серый... То есть Волчий Коготь... Ты... - Ворон почувствовал, как его колено неожиданно задрожало. Гвоздь был на расстоянии полуметра от его зрачка и выглядел очень опасной штукой. Было видно, как дрожит его острие.
- Я уже тридцать лет как Волчий Коготь (это была наглая ложь), и намерен оставаться им до ухода в Долину Мертвых. А как теперь называть тебя? Пьяный Ворон? Глоток Огненной воды? - Серег, кончай, а?.. - Кому ты это говоришь, сын белокурой скво? - Я говорю это тебе, - к Одинокому Ворону вернулось самообладание. Он встал ровно, стараясь не опираться на дрожащее колено, и посмотрел прямо на острие гвоздя. - Я говорю это тебе, Ржавый Коготь, Волчий Гвоздь.
Коготь рассмеялся. Он резко обернулся назад и отпустил тетиву. Стрела лихо свистнула в воздухе, но пролетела мимо дерева и ушла в кусты. Коготь раздосадовано сплюнул и пошел ее искать. Одинокий Ворон тем временем ударил себя по предательской коленке, которая еще подрагивала после испуга, как рыба на песке. Коленка успокоилась. Тогда Ворон поднял свой лук, повесил его на плечо и сделал такую же стрелу - с гвоздем, примотанным проволокой к древку.
Вскоре вернулся Коготь. Он посмотрел на друга как ни в чем не бывало и сказал:
- Что ж. Нас не пустят в дом без добычи. С таким оружием нам не светит завалить бизона, но пара-тройка зайцев на ужин может порадовать наших скво. - Хорошо, брат мой. Пойдем искать зайцев.
...Не все бездомные твари безымянны. Некоторые из них готовы вздрогнуть и побежать к хозяину, услышав свою кличку. И только те, кто слишком давно не слышал ее, дичают совсем. Так и Васька. Время, когда его так называли, закончилось слишком давно для того, чтобы он сейчас откликнулся на это имя. Теперь он жил на огромной городской Свалке, которая ухитрялась одновременно быть позором для города, Клондайком для мальчишек и общежитием для котов, крыс и ворон. Время от времени бывший Васька смотрел на окна ближайшего дома, и смутные воспоминания теснились в его плешивой, с оборванным ухом, голове. В этих воспоминаниях было тепло, эти воспоминания умели чесать Ваську за ухом, а под полом этих воспоминаний копошились мыши. Еда в этих воспоминаниях появлялась сама собой в блюдечке и была очень вкусной.
Теперь Васька ел что придется и сам стал не просто котом, а пищей. По крайней мере, так думали крысы. Поэтому ему часто приходилось прятаться и все время быть начеку. Даже во время сна. Вороны на свалке тоже дружелюбием не отличались, так что старый кот не имел ни минуты покоя. Он и дремал уже давно в пол-уха, чутко прислушиваясь к тайной жизни свалки. Поэтому, услышав разговор двух мальчишек недалеко от себя, затаился и был готов дать стрекача при первом сигнале тревоги...
- Ага... - шепотом сказал Волчий Коготь, замерев на ходу. - Вижу одного! - Где? - Вон там... Только не смотри туда прямо. Просто глаз скоси... - Точно... Есть один... - Близко не подпустит. Придется отсюда стрелять. - Думаешь, попадем? - Кто ни будь да попадет. Давай, на раз-два-три...
...Кот сел на задние лапы и внимательно посмотрел на человеческие фигуры. Он был слишком занят наблюдением за ними, такими большими. И не сразу понял, что отделившиеся от них белые молнии опасней, чем боги, которые их метнули. Измученный блохами, недосыпом и голодом, он был уже не так резв, как раньше. Поэтому, дернувшись от первой стрелы, поймал вторую. Ржавый гвоздь насквозь пробил ему заднюю ногу и обжег внутренности, как горящий уголь. Бывший Васька успел еще заорать, прежде чем боль накрыла его голову теплым черным одеялом...
- Готов! - восторженно крикнул Волчий Коготь. Он в пять прыжков добежал до "зайца" и наклонился над ним. На его лице мелькнуло выражение злости... А стрела то твоя. Значит, и добыча твоя, Одинокий Ворон.
Ответом было молчание. Коготь оглянулся и увидел, что Одинокий Ворон не спешит приближаться. Он сделал только шаг вперед, и все его лицо было как отражение лица в блюдце с горячим чаем. По нему шли волны. Сделав еще шаг, Одинокий Ворон вдруг сел на землю и заплакал.
- Ты чего, Ворон... Генка! - Коготь бросил на землю лук и подошел к приятелю. - Иди на хуй! - Чевооо?!
Генка встал и, оттолкнув друга, подошел к коту. Тот еще дышал. А Генка еще плакал. Но, увидев, что кот дышит, с надеждой наклонился над "добычей". Крови из кота натекло мало, почти вся она осталась на гвозде. Гена выдернул стрелу. Кот чуть заметно дернулся. Сзади подошел Серега и тоже опустился на корточки. Генке стало стыдно за свои слезы, но он ничего не мог с собой поделать. А кот вдруг открыл глаза и посмотрел ему прямо в лицо. Тогда Генка заревел пуще прежнего.
- Ген!.. - сказал Серый, - ты чего?.. - Жалко... - Чего жалко то? Это ж заяц, он ни хера не соображает. - Это не заяц. Это кот... И он... - Что "он"? - Он... Он с нами не играл, Генка... Понимаешь? - Не понимаю. - Лучше бы ты в меня выстрелил, козел. Понимаешь? Он с нами не играл! - Хорош реветь. Он, кажется, жив еще. - Тогда давай его.. спасать. - Вот не было печали. Тут этих котов - как собак нерезаных. Подумаешь, на одного меньше будет.
«…Море шевелилось перед ней, толпилось воспоминаниями, мелькало барашками будущих дней. Сотни голосов сливались в одно невнятное бормотание, порой угрожающее, порой – одобрительное. Но чаще всего – мудро безразличное ко всему людскому, начиная с этой маленькой несчастной девочки, которая бросает в волны камень за камнем, привязав к каждому по одному слову, одному взгляду, одному прикосновению своего Любимого и Ненавистного.Ни слова, ни взгляды, ни тем более прикосновения тонуть не желали и качались на волнах слепыми солнечными бликами.
Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.