Однажды в России, или Z cesku - z laskou - [9]
Это сейчас некоторые очень горячие, но не до конца компетентные молодые люди, составляющие аппарат футбольного клуба «Зенит», утверждают, что раньше клуб был некой кормушкой, приблизиться к которой означало не только набить карманы деньгами, но и неимоверно возвеличить себя в глазах всего Петербурга. Принято же у нас, питерцев, шутить – у нас город маленький, все друг друга знают. Некомпетентность «нового поколения», которое разглашает «золотые тайны» клуба середины 90-х начала 2000-х, на самом деле заключается не во врожденной тупости, а в слишком юном возрасте и стремлении выдать желаемое за действительное. Откуда такое стремление берется, мы долго рассуждать не станем. Тот, кто умеет читать между строк, еще не раз найдет в дальнейшем тексте яркие примеры из жизни российской административной футбольной действительности.
Так вот на самом деле работать в «Зените» разного рода мелким служащим (если такими, к примеру, называть пресс-атташе клуба) приходилось если не за бесплатно, то уж во всяком случае не за домик в швейцарской деревне. Клуб Европейского Уровня, как «Зенит» времен Виталия Мутко начали со стебом называть в Интернете болельщики, жил Энтузиазмом своих сотрудников, типично питерской фанатичностью и верой в то, что когда-нибудь вернется на землю 1984-й год и настанет черед «Зенита» становиться чемпионом.
Впрочем, молодого человека, у которого на генетическом уровне в разное время проснулись любовь к футболу, а затем и всему чешскому, в тот момент не нужно было мотивировать. Для того, чтобы помочь тренеру «оттуда» поставить на ноги никогда особо не любимый, но все же близкий клуб не нужны были дополнительные стимулы. А потому не замечался ни мороз, ни хронический недосып, ни постоянное давление – вдруг что не так сделаешь, или переведешь. Критиков в Питере всегда хватало, выскочек в околоспортивной тусовке здесь отродясь не любили и с удовольствием смаковали их проколы.
Увлечение новыми обязанностями, однако, не должно было мешать основной, и, безусловно, весьма «высокооплачиваемой» работе в клубной газете «Наш Зенит», к которой в офисе было принято относиться с заметным пренебрежением. Типа, на балансе сидите, а кроме Виталия Леонтьевича вы никому не нужны. Мы, то бишь дамочки из бухгалтерии и менеджеры в пиджачках из отдела рекламы, вас читаем без особого удовольствия, так как и без того ваши рожи видим каждый день. Ну и ладно, спасибо, что хоть Мутко мы были зачем-то нужны. Потому, видимо, нас и продолжали «высоко» оплачивать.
Каждое воскресенье мне надлежало присутствовать на верстке газеты, ибо каждая рабочая единица была на счету. Новых, учитывая уже названные мной выше условия труда, не предвиделось – народ, надо понимать, боялся перетрудиться и не оправдать столь высокого доверия. И вот из-за этой маленькой кадровой проблемы я, корреспондент газеты, ну никак не мог сослаться на то, что сегодня в свой новый дом въезжает Властимил и я, по идее, должен находиться рядом с ним. Чего там – вы же наверняка уже прочли о том, как проходили переговоры тренера с Рапопортом, Морозовым и прочими сотрудниками клуба. Несмотря на то, что впоследствии Мутко взволнованно заявил в ответ на мое ябедничество: «Я поговорю с Сашей!»,гендиректор взял за правило при особо важных разговорах ласково делать мне ручкой – выйди, попей чайку. Я наливался злостью, Властимил недоумевал, но игра шла вовсе не по нашим правилам.
Итак, где-то ближе к вечеру я воодушевленно вычитывал очередной текст очередного фрилансера (говорю же, люди у нас работали лишь ради собственного удовольствия), как вдруг мобильный буквально рявкнул передо мной на столе. Словно предвещал что-то недоброе…
Разумеется, на том конце провода был Властимил. Его голос срывался, клокотал от смеси гнева, растерянности и испуга:
– Иван, послушай! Тут такое!!
– Властимил, прежде чем меня напугать скажите – вы, наконец, дома?
– Дома?! Черта с два я дома! Я приехал в этот барак (на будущее – не стоит пугаться: барак по-чешски означает отдельный дом. Так что никакой чумы, холеры и прочих болезней – прим. авт.), хозяин, болтун немыслимый, долго мне рассказывал, что все приберет, уберет, привезет. Я со всем своим скарбом – ну, ты знаешь, сколько у меня всего было – приехал. Захожу и падаю – такого бардака я в жизни своей не видел. Однажды над моим домом в Либерце уже поработали украинские рабочие. Так я их чуть не убил – все заставил переделывать. А сейчас даже не знаю, кого застрелить! Везде все грязное, захламленное, пыль кругом строительная, спальня моя, белая, еще сохнет, в ней воняет краской, не войти. Единственное место, где можно жить, маленькая детская комната наверху, под крышей. Ну прямо как Карлсон, честное слово! И всего одно теплое одеяло. Слушай, я не знаю, что мне делать, сейчас с ума сойду…
У Властимила до его последних дней в «Зените» оставалось неизменным одно выдающееся качество – своим настроением он заряжал всех вокруг себя. Если Петржела был весел и бодр, тебе хотелось в одиночку бросаться на штурм Измаила и во весь голос распевать любую ерунду, вроде «веселый ветер». Но когда тренер впадал в черную меланхолию, грудь сдавливало предощущение вселенской катастрофы, неотвратимости чего-то плохого. Может, конечно, это я такой впечатлительный…
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.