Однажды в России, или Z cesku - z laskou - [10]

На этот раз я впервые столкнулся с властимиловской паникой. Текст, мерцавший на мониторе, стерся в памяти еще до того, как я, спустя пять минут, покинул обычную городскую квартиру в спальном районе города, где по выходным проходила верстка газеты, нужной лишь Виталию Леонтьевичу. На секундочку, было уже 9 вечера, а тащиться предстояло через весь город. Но что такое расстояние, дубак и общественный транспорт, когда сознание рисует леденящую кровь картину: Властимил, словно отшельник, сидит, закутавшись в единственное одеяло у 16-ваттовой лампочки, окруженный стенами детской каморки под крышей, и что-то записывает в ежедневник.

Послезвонка в знакомую дверь на Глухарской «чуть-чуть» не раздалось. Спустя минуты три послышались тяжелые, как у статуи командора, шаги. Шаги человека, раздавленного российским бытом. И мне, окоченевшему в ожидании и вконец вымотанному, все это показалось безумно романтичным. Властимил, однако, было далек от лирического настроения. Правда, уже и не источал черную энергию – за те полтора часа, что я ехал, видимо, уже выпустил пар. С видом работника морга, помогающего опознать тело, он провел мне экскурсию по разгромленному дому и, честно говоря, не впечатлил. Обычный дом после переезда. Нам с вами, привыкшим мотаться за город на дачу, где по углам раскидана всякая рухлядь а деревянный сортир торчит где-то во дворе, весь этот властимиловский «бордел» (учите чешский еще одно словечко, «беспорядок»)показался бы раем земным. Но…

Перила лестницы, ведущей на третий этаж, оказались пыльными. Как, собственно, и ступени. В ванной комнате (точнее в двух из них) под дверцей душевой кабины оказались ржавые подтеки, заметить которые можно было лишь встав на четвереньки. Упомянутая каморка под крышей и впрямь выглядела аскетично. С гадливым выражением лица тренер «Зенита» извлек откуда-то из шкафа наволочки с бурыми пятнами.

– Тут либо кого-то замочили, либо их вытащили из задницы, – резюмировал Властимил, и я с гордостью подумал, что поему подопечному никак нельзя отказать в образности мышления.

Учитывая то, что спутниковую тарелку Властимилу еще не установили фактически к нулю сводилась функция телевизора в холле, что еще определенное время нервировало тренера. Но это потом, а напоследок Петржела выместил злость на круглом коврике, лежавшем посередине гостиной.

– Мне пылесборников не надо, если хочешь, забери его себе!

Так в 11 вечера мы справили новоселье. Властимил еще какое-то время бранился и причитал, но все же мы приняли решение отложить уборку на завтра. В конце концов, близился новый день с ранним подъемом и беготней до позднего вечера.

Параллельно с решением бытовых проблем не стоило забывать также и о работе. Ее, понятно, с каждым днем становилось не меньше, а наоборот. Разве что график стал более упорядоченный – наконец-то наступило 20 декабря, мои игроки вышли из отпуска и я, наконец, смог сосредоточиться на своей основной деятельности. Правда, для начала пришлось выдержать еще немало длительных, но вполне любопытных процедур. Для начала пресс-служба «Зенита» соорудила безумного масштаба конференцию для журналистов, на которой я окончательно понял, что попал в специфический, повернутый на футболе и своем единственном клубе город. Помню, я тогда нервничал – перед тем, как предстать перед журналистами, понятное дело, снова пришлось ехать в офис клуба. Меня поначалу донельзя удивляло то обстоятельство, почему штаб-квартира «Зенита» находится не на стадионе, а совершенно в другом месте. Чтобы попасть в офис нужно было запастись терпением и газетами в микроавтобусе, потому что питерские пробки могли довести кого угодно. Правда, пожалуй, кроме моего водителя Володи – он так легко объезжал все препятствия, что, казалось, ведет не шкафчик-мерседес, а велосипед. Его выносливость, умение терпеть и переносить трудности с неизменным «да ничего, бывает и похлеще» поражали и восхищали. Иногда я, привыкший ездить на маленькие расстояния в Либерце и гонять по скоростному автобану из дому в Прагу и обратно, терял всякое представление о том, что же еще может быть «похлеще». А когда я узнал сколько он получает за свою работу денег – представьте себе, целыми днями мотаться по битком набитому машинами городу и выполнять разные поручения – то и вовсе посчитал Володьку героем и истинным носителем русского характера. Если бы в Чехии кто и работал за 400 долларов в месяц, то изнылся бы так, что при всем сочувствии уши бы завяли сразу. У нас в стране принято жаловаться на жизнь. Среднестатистические русские люди стараются во всем находить положительные моменты, несмотря на то, что жизнь их обделила. Особенно это касается представителей старшего поколения, во всяком случае тех дедушек на базе, с которыми мне довелось общаться на протяжении трех с половиной лет. Они мне и сейчас, кстати, передают приветы. Сколько им там платили? По 5000 рублей? На мой взгляд, на эти деньги невозможно просуществовать и три дня, а они тянут месяц и при этом улыбаются тебе, справляются о здоровье, не завидуют. Притом у всех подорванное здоровье, кто-то периодически ложился в больницу. Видели бы вы, как в Чехии плюются и перемывают кости тем, кто выбился в люди! Впрочем, позже поговорим и о других особенностях русского характера, и далеко не в радужных тонах.