Однажды в Париже - [69]

Незачем и говорить, что в «Кафе де Трокадеро» ее все знали — слишком хорошо. Ей предоставили «ее» столик в зале ресторана, ее спросили, что нового у Тома, а Айдена поприветствовали как нового сына в этой семье. Мадам была у себя дома?

— В действительности, скорее, у Тома. Его все здесь очень любят. Прошлым летом и в позапрошлом году он стажировался у них на кухне. Мой внук — настоящий шеф-повар. И при этом он хорошо учится в школе. Только, знаете ли, страсть — это страсть. И здесь сразу же его стали опекать. А меня здесь терпят. То есть, если верить Тома, они считают меня немного тронутой. Безвредная старушка, никому не причиняющая вреда, но ненормальная.

Чтобы укрепить официантов в их предубеждении, она разыграла небольшой номер с сомелье, который пришел принять заказ. Когда он спросил мадам, как она хочет, чтобы ей подали белое вино «Сен-Жозеф», выбранное мной, она резко подняла голову и с удивленным взглядом и ошеломленным видом парашютиста, у которого отказывается раскрыться парашют, просто сказала:

— В бокале, это будет отлично.

Сомелье ушел, не спросив об остальном, а мадам Декуруа поделилась со мной, что нашла эту реплику в фильме «Секс в большом городе», ее любимом американском телесериале.

— Там показаны женщины как раз моего типа, — кивнула она. — Они ничего не умеют: ни сменить шину, ни даже вязать. Все, что они умеют делать, это листать журналы мод, но именно с ними хочется провести вечер вместе. Мне хотелось бы создавать о себе такое же впечатление.

При этом она умела быть деликатной. Она с нежностью обращалась к Айдену, расспрашивала мальчика о его семье и рассказывала ему о своих близких. Тома был живым божеством. Аньес — существом отчужденным, но очаровательным.

— Не скажешь, что это моя дочь. Она все время погружена в книги, в свои мысли, в свои справочные материалы, в свое искусство… Какая пустая мечтательница! Если бы вы прошлись с ней по Парижу! Ей все время нужно все перестраивать, создавать перспективы, критиковать архитектурные достоинства. Аньес совершенно оторвана от реальности. Уже тридцать лет она мечтает стать миллиардершей. Вместо того чтобы просто довольствоваться тем, чтобы быть счастливой.

Мадам Курруа говорила, говорила и совсем не ела то, что заказала. Когда Айден заметил это, она подняла бокал:

— Мне достаточно немножко поклевать. Зато я пью вино. Это мне дает необходимые калории. Ты знаешь, мои единственные физкультурные упражнения — это то, что я встаю из кровати по утрам.

Мы были в кафе, когда пришел Тома. Ему было четырнадцать лет, и подросток одиннадцати лет не мог быть для него интересным спутником, но он уже давно понял, что указы его бабушки не подлежат обсуждению. Итак, он отвел Айдена в бассейн. Мадам Декуруа не дала ему пресловутые телефоны, которые ни в коем случае не стоит забывать. Я ей указал на это. Она возразила:

— Не надо паники. Слишком сильно всегда завинчивают крышки. Этот маленький Айден ничем не рискует. Это не Саркози ему нужно не доверять, а его собственной матери, которая носит хиджаб. Поверьте мне, в ближайшие недели я раскрою ему глаза насчет того, что такое настоящая француженка. Надеюсь, он не будет скучать, а я уж точно повеселюсь.

Затем мы пошли прогуляться в сады возле дворца Шайо. Мы посетили аквариум, который только что реставрировали. Она обязательно приведет сюда Айдена. Потом я проводил ее до дому. Она меня не расспрашивала, чем я занимаюсь. Ни разу. Так что это стало меня беспокоить. Я прямо спросил мадам Декуруа, не воздерживается ли она всегда от того, чтобы задавать личные вопросы. Совсем нет.

— Не думайте так, — ответила она. — Обожаю выведывать секреты. Но я то, что американцы называют high mileage woman[103]. У меня на счетчике уже много лет. Я научилась проявлять терпение. Пока я за вами наблюдаю. Я буду интересоваться тем, что вы скрываете, когда пойму, что вы представляете с закрытым лицом. Мое первое впечатление обо всех всегда хорошее, и я предпочитаю не слишком быстро переходить ко второму. Во всяком случае, мы еще увидимся. Если вы свободны, я хотела бы вас пригласить к себе на ужин во вторник вечером. Вы встретитесь с отцом Анжевеном, это кюре Сент-Оноре д'Эйлау. Настоящий святой. И большой гурман при этом.

Вернувшись домой, я составил отчет для Коко Дансени. Настоящее барахло. Все, что она могла с ним сделать, — это вытереть им посуду.

Глава 15

Эдуар Бреда.

Это закон серийности. Все катастрофы происходят одновременно. Утром в редакции журнала на моем столе меня ждали две повестки в суд высшей инстанции Нантерра. Под предлогом защиты от вмешательства в свою частную жизнь низкопробные звезды стремились выторговать себе за это большие суммы. Все время одна и та же песня: сначала они умоляют, чтобы не забыли их похлопать по плечу, затем они блеют, как бедные овечки, которых обижают, а потом требуют крупную сумму себе в утешение через органы правосудия. Здесь был уже достигнут предел лицемерия. Сначала Кристиана Марешаль. Она приехала вся в слезах к входу отеля «Мажестик» в Каннах, у которого стоят на вахте три десятка фотографов, а потом испытала «чувство стыда, печали, даже отчаяния, затронутая до глубины своей чувствительности», обнаружив в журнале «Сенсации» снимки своего страдания, столь интимного, что его следовало выставлять на набережной Круазетт! И правосудие должно было непременно отреагировать на это лицемерие, достойное Тартюфа: актриса отправляется на самый известный в мире кинофестиваль, рыдает средь бела дня прямо перед фотокамерами, а потом оказывается потрясенной до самых тайных глубин своей души, потому что фотокамеры не отворачиваются от нее, полные стыдливости и уважения к ее королевскому сплину. Понимаю, что у сына Каролины проблемы с наркотиками, он хочет уйти от той жизни, которую может навязывать ему такая дива. Что касается нее, то, едва осушив свои слезы, она потребовала за них денежного возмещения. И не только она. Вторая жалоба была столь же сюрреалистической. На этот раз все происходило в Монте-Карло, двумя неделями позже. Итак, представьте: телеведущий Ромен Ретц предъявил нам претензии, потому что мы опубликовали снимки, на которых он запечатлен вместе со своей Дульсинеей, бывшей мисс Франции. Встречались ли они при звуке цикад под укрывающей все тенью сосен в ботаническом саду? О нет, они прогуливались около стендов в конюшнях «Формулы-1» перед этапом Гран-при. Там находились в качестве свидетелей их времяпрепровождения всего лишь пятьсот — шестьсот журналистов. Теперь Ретц требовал огромную сумму в качестве возмещения убытков, а также право на опровержение, в четыре раза превышавшее по длине ту надпись типа романтического комментария в приподнятом тоне, который сопровождал фотографии. В их жизни этим людям подают только сладкий оршад, но когда они считают, что им дали горький лимон, они требуют, чтобы его превратили в тонизирующий лимонад. А правосудие идет им навстречу! Причем мисс Франции первая должна знать, в каких местах следует позировать для своего драгоценного портфолио, любуясь закатами солнца. На прошлой неделе она объявила одной из наших журналисток о своем отъезде с Ретцем в Сан-Ремо, где они приобретут новую «сигарету», морской болид, который они поставят на века на якорь в порту Сен-Тропе. Подразумевалось следующее: «Если вы приедете, вы сделаете отличные фотографии со мной. При условии, конечно, что Ромен ничего об этом не узнает». Потому что, конечно, он принимал ее за святую, в то время как она у него за спиной приводила в движение свой позолоченный ореол, как работник аэропорта Орли руководит маневрами самолетов на взлетно-посадочной полосе люминесцентной палочкой. Я ее не упрекаю. Бывшая мисс Франции — это не самая очевидная профессия. Все средства хороши, чтобы продолжать оставаться персонажем масс-медиа. К несчастью, наш адвокат никогда не использует такие аргументы. По его словам, это усугубило бы наш случай. Почему же? Загадка. Во всяком случае, я никогда не понимаю ни слова из того, что он рассказывает. Никогда не видел, чтобы человек говорил так быстро. Между тем, как он два раза моргнет, он произносит пять фраз. Он набрасывает на наши дела такую пелену из слов, концепций и юридической абракадабры, что никто у нас в журнале уже больше не знает, с какой стороны к нему подойти. Можно сказать, высший пилотаж. Его акробатические трюки скользят по нам, как коньки по льду. Думаю, я быстрее пойму теорию черных дыр, чем его блистательные рассуждения. Если абстрагироваться от этого, останется сказать, что он очень красив, и все надеются, что это поможет нам в отношениях с системой правосудия, где женщины составляют большинство. По правде говоря, сомневаюсь. Лично я нанял бы лучше в качестве адвоката старую героиню Сопротивления, которая бы летаргическим тоном вспоминала о том, какие бои велись, чтобы гарантировать свободу слова. Не стоит и говорить, что я придерживаю эти рассуждения при себе. «Сенсации» — журнал правой ориентации: мы принимаем людей такими, как они есть, и никого никогда не выгоняем. В «Либерасьон» или в «Телераме», там бы уже давно из социальных или из христианских соображений выгнали такого адвоката пинком под зад. Ну, ладно, кончаю плакаться. Страницы, посвященные звездам, занимают только десять процентов площади журнала, и в целом, к своему большому облегчению, я их почти не касаюсь. Тем более что от звезд не убудет, если они подождут. Я собирался вскоре распять на кресте крупную звезду: этого дражайшего Брюса. Он не ускользнет от нас, как Роберт де Ниро, которому представили извинения после того, как судья осмелился расспрашивать его о проститутках, к которым он часто ходил в Париже. Я был в этом настолько уверен, что между делом позвонил Аньес. Чтобы узнать, как ее дела.