Однажды в Париже - [2]
— Могу ли я задать вам вопрос?
Пресс-атташе выглядела удивленной. У меня есть язык? Я обращаюсь к ней на «вы»? Она просто буркнула: «Ну что?» Мне большего и не надо было.
— Не могли бы вы дать мне стакан воды?
То есть я ее принимала за обслугу. Она даже не поняла этого и пальцем показала на мини-бар под телевизором. Ее вежливость поместилась бы в маленьком конвертике. Мне пришлось самой налить себе воды.
В конце концов, все приходит. Месье Фэйрфилд появился. Ровно в 10 часов 23 минуты. С тех пор как Его Светлость стал фигурировать на первых страницах английских и американских газет, я знала, как и все, что у него есть небольшие проблемы с алкоголем. До какой степени небольшие? Скажем, уже с обеденного времени широко раскрытые двери могут показаться ему непреодолимым препятствием. Ну что ж, такова пресса. Я увидела улыбающегося мужчину, который вежливо приветствовал меня. С сумкой в руке, также улыбаясь, следом за ним из спальни выскользнул своего рода плейбой, объявив многообещающим голосом, что придет в 20:00, перед ужином. Это был парикмахер, помощник первостепенной важности, если учесть вид Брюса а-ля Бобби Кеннеди. За свою жизнь, он, несомненно, потратил в десять раз больше времени на причесывание, чем на чтение. Неважно. Его козырем было пианино. Он сел перед инструментом в гостиной и сыграл несколько аккордов. «Большой полонез» Шопена. Потом Брюс повернулся к пресс-атташе и с прежней учтивостью произнес:
— Ну что, Коко, душа моя, без изменений? Сегодня свободное время?! Тогда вперед. И сейчас же.
Потом встал, взял меня за руку, отвел в спальню, закрыл дверь, надел свитер, перекинул пальто через руку и, повернувшись ко мне, спросил, как меня зовут, после чего сказал:
— Ну что ж, куколка, вы должны мне показывать Париж. Но я уже знаю город. И как только я куда-то вхожу, на меня смотрят, потом со мной заговаривают и просят у меня автограф. Отвезите меня за город, в спокойное место. Например, в Версаль. Если это вам подходит.
Версаль в среду, в день школьных экскурсий?! Там будет толчея, Брюса узнают, мы ничего не увидим. Это мне совсем не подходило. То есть, если месье любит замки, я могу вытащить из рукава кое-что получше, например Фонтенбло.
— Это самый красивый дворец эпохи Возрождения. Там жил Леонардо да Винчи, и там была любимая резиденция Наполеона.
Леонардо да Винчи и Наполеон. С янки это был ход наверняка. Брюс кивнул, и мы отправились. Последняя деталь: прежде чем выйти из номера, он захватил пять маленьких бутылочек виски из мини-бара. Итак, мы отправились. Шофер ждал нас во втором ряду, чего я терпеть не могу. Сам шофер, напротив, мне бы вполне подошел: тип, у которого показатель ай-кью[5] однозначный, но который выжимает лежа трехзначный вес. К тому же вьетнамец. Для ночного развлечения это как раз то, что я предпочитаю: накачанный витаминами парень, чистый и молчаливый. Он знал дорогу в Фонтенбло. Через пару минут он уже катил по набережным, а я начала свои речи. Вот уже три года я сопровождаю иностранцев в Париже и по всей Франции, и речь у меня доведена до совершенства. Анекдоты, немного истории, статистика, несколько шуток, цитаты. Двенадцать лет в школе Уазо, пять лет в школе Лувра, шесть лет подписки на «Вэнити фэйр» и постоянное чтение «Фигаро»[6] — и я знаю, как представить старушку Европу американскому туристу. Обычно они смакуют мои речи, как кленовый сироп. Что касается Брюса, то он сдабривал их глотками виски. Как только мы сели в «мерседес», Брюс произвел инспекцию мини-бара, вынул бокал, взял пару кубиков льда и налил себе добрую порцию виски. Потом он стал слушать меня вежливо и даже не без внимания: один или два раза он рассмеялся. Мы выехали на магистраль Юг, и я затронула некоторые моменты из нашего старого курса истории Франции. Брюс меня не перебивал. Месье спокойно погружался в свой бокал. Во всяком случае, складывалось такое впечатление. Однако иногда на фоне своей безмятежности он показывал коготки. Когда я объясняла, что Фонтенбло представляет собой шедевр итальянской архитектуры, одна из моих фраз задела его. Я говорила о том, что Франция, которая была близка к тому, чтобы стать первой мировой державой, без каких-либо угрызений совести заимствовала образцы из прошлого, у древних греков и римлян, или из-за границы — в Испании. Я подчеркнула, что это достоинство. Это ему не подошло.
