Однажды в Париже - [17]

Мне это было совершенно безразлично. Мне не надо было соглашаться на это предложение Коко. Но для нее оно было важным необычайно. Мы попадем в вечернюю программу новостей. На первом плане, эксклюзивно. В обмен на эту честь ведущий теленовостей, звезда общенационального масштаба, пообещал пригласить меня в свою программу перед моим следующим концертом в Париже, в июне. Коко скорее дала бы отрубить себе руку, чем нарушила бы эту договоренность с телеканалом. Она дрожала от ужаса при мысли, что оставила меня в лапах Аньес. А если мы куда-нибудь смоемся? Чтобы помешать этой перспективе, она каждые полчаса названивала на мобильник Аньес, напоминая о месте и часе нашей встречи. Когда наконец мы оказались в ее руках, мне показалось, что от облегчения она нас расцелует. Но нет, ничего подобного. Она просто передала мне листок с отпечатанным текстом. Пять или шесть фраз, составленных где-то в компании «Континенталь», с которыми мне предлагалось обратиться к их министру: «Господин министр, для меня большая радость, что мне оказывает дружеский прием в Париже член правительства. Франция любит артистов всего мира, и поэтому они ее тоже любят. Даже если в отношениях между нашими странами в настоящий момент существует некоторая напряженность, все равно французы любят фильмы Стивена Спилберга и песни Брюса Спрингстина, а мы, мы любим шарм ваших городов и ваше романтическое савуар вивр, умение жить. Для американца счастье это французское слово».

Все это было неудачно. Начать с того, что я совсем не люблю Спилберга и не слишком люблю Брюса Спрингстина. А еще я терпеть не могу, когда в пяти строчках слово «любить» повторяется пять раз. Наконец, я был в восторге оттого, что в отношениях между нашими странами возникла напряженность. Обожаю споры — они придают вкус жизни. Аньес сравнила Саркози с кем-то вроде Маргарет Тэтчер на французский манер. Если она говорила правду, то эта сладкая водичка длиной в пять-шесть строчек вызовет у министра отвращение ко мне. Раздосадованный, я протянул этот листок Аньес. С ней никаких сюрпризов: она сразу же сделала то, чего делать не следует, — попросила у Коко ручку и тут же переправила мою маленькую приветственную речь. Я прочел: «Месье, я и не знал, что во Франции существуют правительства. Я знаю Лафонтена, Вольтера, Виктора Гюго, Моне, Брижит Бардо, Жан-Пьера Мелвиля и Сержа Генсбура, но не смогу назвать ни одного министра их времен. И именно поэтому я всегда любил Францию. В ней все было иначе, чем в других странах. Здесь читали книги, пили хорошее вино, и никто не интересовался теми беспокойными, кто стоял у государственного руля. Теперь говорят только о героизме Ширака, выступившего против Буша, но также о вашей неукротимой национальной гордыне. Тем лучше для вас. Однако будьте осторожны. Джордж Буш непопулярен, но весь мир обожает Стивена Спилберга и Мадонну, Брюса Уиллиса и Джима Моррисона, кока-колу и джинсы «ГЭП». Нас, американцев, любят, даже если при этом оскорбляют. Вас же одобряют, но вас больше никто не любит. Надеюсь, вы объясните мне этот парадокс».

Дикобраз не может убрать свои иголки, и Аньес умела только подпускать шпильки. Это было выходкой, но честной: она просто изложила суть тех разговоров, которые мы с ней вели накануне. Я еще пару раз перечитал этот текст, чтобы использовать его для вступительного слова. А потом будем импровизировать. Если министр соблаговолит говорить медленно, моих знаний французского может оказаться достаточно, чтобы понять его. По сути дела, и ему, и мне нужно одно: тридцать секунд удачных кадров для теленовостей, две или три четко сформулированные фразы для газет — а потом расходимся по домам. Во всяком случае, я не люблю политиков. Если они республиканцы, они говорят «нет» любым предложениям демократов, и наоборот. По словам Аньес и журналиста из «Сенсаций», во Франции с этим обстоит еще хуже. Мифология «правый — левый» еще правит бал. Это ни в какие ворота не лезет. Как эти свихнувшиеся пресс-атташе, которые ненавидят «Вирджин», потому что работают на «И-эм-ай»[39]. Я лично всегда готов согласиться с тем, кто выступал последним. Никогда не занимаю твердых позиций за или против чего бы то ни было. И вообще, я не хожу на выборы. Не волнуйтесь, я не собирался этого говорить.

В любом случае меня пригласили не для того, чтобы я с речами тут выступал. Просто попозировать перед телекамерой. У входа в министерство нас ждала целая группа приема: трое молодых людей в костюмах, с галстуками, которые конечно же были скорее поклонниками Кейнса[40], чем фанатами хип-хопа. Не знаю, за кого они меня принимали, но обращались они ко мне с поклонами. Прямо как при дворе короля. Но недолго. Как только мы прошли небольшой вестибюль в традиционном духе, мы попали в настоящую крепость из стекла и металла. Аньес задавала кучу вопросов. А я шел на автопилоте. Мы топали по коридорам минут десять. А затем очутились в великолепном кабинете, из огромных панорамных окон которого открывался вид на Сену и на заднюю стену Нотр-Дам. Но времени для того, чтобы восхищаться видом, не предусматривалось. Николя Саркози и его супруга уже были тут. Если охарактеризовать министра одним словом, подойдет эпитет «симпатичный». Министр сожалел, что здесь нет его сыновей, похоже, они были моими поклонниками. А может, он просто думал, что я смакую лесть, как грудной младенец — материнское молоко. Я ответил ему, что очень люблю детей, особенно когда они спят. Мои слова вызвали у министра смех. Он был упакован в костюм, как перевязанное жиго из барашка, руки у него оказались длиннее ног. Это было, несомненно, его козырем, поскольку с помощью рук он мог быстро лезть по веткам политически некорректного древа. Моя маленькая вступительная речь стимулировала красноречие Николя Саркози. У него была масса ответов на мои вопросы.