Однажды в Лопушках - [29]

— Ты хоть пыталась обжаловать?

— Хотела, но мой научный руководитель вдруг взял да признался, что помогал мне фальсифицировать данные, а мои записи исчезли, как и черновики, и вообще… адвокаты появились. Не у меня. У Верещагиной. И еще университетские. Мне грозили не просто отчислением. Расследованием. Но Верещагины щедро предложили не поднимать скандал, если я возьму и тихо уеду.

— И ты уехала.

— А что мне было делать? — я стиснула кулаки. — Я… мне сказали, что лет через пару я смогу вернуться, защититься. По смежной специальности. Но если вздумаю мешаться, обвинения выдвинут. А это… это… меня бы просто посадили.

В груди заломило.

И я закрыла глаза, пытаясь успокоиться, смириться с этой вот болью.

— А еще Синюхин…

— Это кто?

— Любовь, — пояснила за меня Ксюха. — Правильно?

Я кивнула.

— Большая? — Линка ущипнула меня за бок. — Рассказывай давай… что там за любовь.

— Большая… так казалось, а вообще, наверное, обыкновенная. Как у всех. Мы на первом курсе познакомились. Потом встречаться начали. Он умный. И одаренный… на факультете теоретической магии. Там вечно недобор, потому что силы не нужны, а вот мозги так очень.

Мозги у Синюхина имелись.

А еще печальный взгляд карих глаз. Некоторая, казавшаяся донельзя милой, рассеянность. И в целом общая неприкаянность, за которой виделся мне призрак гения.

— Его сразу заметили… уже на втором курсе именную стипендию положили. А на четвертом взяли в проект. К пятому было понятно, что одно место в аспирантуре — за Синюхиным. И вообще карьеру сделает. Хорошую. Мы… мы думали пожениться. То есть, как я теперь понимаю, я думала, что мы поженимся.

Признаваться в собственной глупости не хотелось, но если уже кому и рассказывать правду, то девчонкам. Даром, что слушают внимательно. Линка вон опять травинку грызет. Была за ней привычка в минуты вящей задумчивости грызть, что под руку попадется.

— Теперь понимаю, что со мной ему просто удобно было. Я же о нем заботилась. Конечно, как можно не заботится о том, кого любишь? Готовить. Стирать. Убирать. Следить, чтобы он не забыл о каком-нибудь семинаре… или поесть, потому что в очередной раз увлекся. Чистить костюмы, подбирать галстуки…

Я сжала кулаки.

— И носки, — тихо добавила Ксюха. — Вечно они теряются. Парные.

— Ага, — Линка мотнула головой. — Вот… тоже загадка, если подумать. Почему мужские носки так себя ведут? Мои вот всегда по парам, а тут… я как-то купила своему дюжину пар одинаковых, так они после стирки все одно цвет поменяли! И вот после стирки оказалось две дюжины носков всех оттенков серого…

— А у тебя разве не домработница занималась? Или кто там?

— Сперва была домработница, а потом Олежка решил, что раз мне заняться нечем, то вот хозяйством и займусь. Нет, на уборку приходили из клининговой компании, но остальное… я эти носки выкинула.

— Я штопала, — призналась я. — Что? Денег-то не было. Синюхин хоть в проектах, но платили там немного, а ему надо было солидно выглядеть. Для карьеры.

— Ох, девки, ну мы и дуры… — вздохнула Ксюха, отмахнувшись от особо назойливой стрекозы, решившей, что ей очень срочно нужно забиться в Ксюхины кудри.

— Дуры, — согласилась Линка.

И я кивнула: правда ведь.

— И чего твой Синюхин?

— Когда началась эта история, я пришла к нему за советом. А он сказал, что не стоит упрямиться. После предзащиты сказал, — я на всякий случай уточнила. — Что у Верещагиных много родни в самой системе образования. И жизни они мне попортят. Мстительная семейка. Он меня, честно, и уговорил… сказал, какая разница, мол. Оленьке диплом нужен, просто чтобы был. Она его спрячет и забудет. А вот я — дело другое… и Верещагины будут благодарны. И помогут устроиться. Его тогда как раз пригласили на кафедру, он и мне обещал местечко присмотреть. Говорил, как это будет классно, работать вместе.

Линка выдернула новый стебелек, который сунула в зубы.

— А потом, после защиты… он утешал. Вытирал слезы. И… и когда успокоилась… настолько, насколько вообще возможно, заявил, что не может и дальше продолжать отношения.

— Почему? — Линка нахмурилась.

— Потому что ему важна репутация. Он ведь в науке, а там репутация важна. И должна быть безупречной. Я же… история, как ни крути, а резонанс получит, пойдут слухи. Кто-то может сказать, что он мне помогал с воровством, а это поставит крест на его карьере.

— Вот ведь… иродище, — Ксюха опять выругалась, и я её толкнула в бок. — Козел!

— Не обижай Пантелеймона, — возразила Линка. — Он, в отличие от некоторых, честный!

— Так… я не нарочно. И вообще, Пантелеймон — козел естественного происхождения.

— А эти?

— Эти? Эти по состоянию души.

Мы все трое задумались. И молчали, глядя, как над водяной гладью кружатся стрекозы. Надо было вставать, идти домой. Работать я начинала завтра, и сама мысль об этом напрочь отбивала всякое желание шевелиться.

— Знаешь, — Линка выплюнула траву. — Может, и к лучшему. А то представь, если бы вы и вправду поженились. Или вот дети… с детьми сложнее было бы уходить.

Я подумала и согласилась.

Оно бы вылезло, это я сейчас понимаю. Всенепременно вылезло бы. Через год или два, или десять. И, наверное, хорошо, что вот так. Только… все одно.