Однажды в Лопушках - [27]

Кажется, он издевался.

Определенно, издевался. И проклятье, мне это нравилось! Нравилось смотреть, как мнется, краснеет, наливается дурной силой Аким Анисимович, как сдерживает он свой гнев, ибо кандидат некромантических наук — определенно не какая-то там студентка пятого курса, пытающаяся добиться справедливости.

Хмыкнул Важен.

А я потупилась, чтобы никто-то, даже Синюхин, знавший меня, что облупленную, не заметил этой вот улыбочки. Справедливость? Может, и не самая справедливая, но какая уж есть. И проклятье, в этот момент я фактически любила некроманта.

— Ну что вы… ни к чему бюрократию разводить, — Аким Анисимович ручками махнул. — Сделаем проще… я оставлю наличные, потом попрошу, чтобы премию выписали на эту сумму. И все-то. Конфликт исчерпан.

— Надо же, оказывается, и так можно.

— По-всякому можно, — Аким Анисимович окончательно успокоился. — По-всякому, дорогой наш Николай Егорович… и чем раньше вы это поймете, тем легче нам всем будет жить.

Лично мне в этих словах почудилась угроза.

Правда, додумать я не успела, ибо взгляд проректора по научной работе остановился на тетушке. И на мне. И во взгляде этом полыхнула такая радость, что аж прямо спрятаться захотелось, если не в кусты, то хотя бы за Важена.

— Вот! — Аким Анисимович радостно потер руками. — Видите! Есть тут люди! Вы из деревни, верно?

И к тетушке моей подскочил, проявивши неожиданную для немалого веса своего прыть. Надо сказать, что был Аким Анисимович человеком до крайности солидным, правильно округлым и весьма озабоченным сохранением, как этой округлости, так и общей солидности.

— Из Лопушков мы, — сказал Васятка, разглядывая проректора превнимательно, и даже уши от этой внимательности зашевелились. Я на всякий случай прихватила братца за шиворот клетчатой его рубашки. А то мало ли… Васятка, конечно, существо в высшей степени мирное. Но случается у него людей невзлюбливать. Вот, чую, Акима Анисимовича он и невзлюбил.

— Лопушки… — скривилась Верещагина.

И на меня покосилась.

— Лопушки, — тетушка обвела лагерь взглядом. — Как понимаю, у вас возникли некоторые затруднения…

— Именно, любезная, именно… и не могли бы вы…

— С превеликой радостью, — тетушка склонила голову. — Кухарка, стало быть?

— Именно… кто-то, кто бы взял на себя труд готовить… всего-то для четырех человек… из наших продуктов. Или, если будет нужда докупать что-то, то само собой за отдельную плату…

— И сколько предлагаете?

Тетушка глядела на Акима Анисимовича преласково.

А у меня зачесались плечи. И… и она же не собирается?

— Так… две тысячи в день? — сказал вдруг некромант. — Верно, Аким Анисимович? Тогда получится как раз по средней заработной в пересчете на месяц если.

Аким Анисимович явно хотел возмутиться, ибо где это видно, чтобы какой-то кухарке платили этакие деньжищи. Но глянул на Верещагину, на Николаева, на… всех. И кивнул.

— Само собой…

А плечи зачесались сильнее. Просто-таки засвербели со страшною силой, предупреждая, что вот-вот случится что-то этакое, непоправимое.

Васятка и тот дышать перестал.

— В таком случае…

— Надеюсь, ваша родственница не откажется, — перебил тетушку некромант и для верности ткнул в меня пальцем. — Как понимаю, ей все равно заняться нечем…

От возмущения рот у меня открылся.

И закрылся.

Из горла вырвался сдавленный сип, а Аким Анисимович радостно хлопнул в ладоши:

— Вот и замечательно! Вот и чудесно…

Глава 10 Рассказывающая о делах минувших

Редкие сволочи встречаются особенно часто.

Жизненное наблюдение

Мы сидели над обрывом. В общем, обрыв был так себе, метра на полтора берег возвышался над черною водой. Из земляной стены торчали корни, а ветви старой ивы склонились к самой воде, и в них-то пряталась веревка с палкою, которую использовала местная ребятня, чтобы в воду сигать.

Правда, время было поздним, а потому берег пустовал.

— И тетка согласилась? — переспросила Ксюха.

— А то… — я вздохнула.

— А ты?

— И я согласилась. Куда деваться-то… деньги, как ни крути, нужны. А я даже в Москве меньше зарабатывала, когда в ресторане подвизалась.

Я замолчала. Не то чтобы тайной была та моя жизнь, которая настоящая, а не в письмах. Нет. Скорее уж… не к слову пришлось.

Я не спрашивала Ксюху.

Она не задавала вопросов мне. И как-то вот получалось сделать вид, что ничего-то и не было, вообще, что вот мы просто стали немного старше и только-то.

Это ведь не ложь!

— Официанткой?

— Сперва. А потом на кухню перевели. Даже получилось повару помогать, — призналась я и обняла себя. От жалости. И еще от обиды, правда, на кого именно обижаться — на Верещагину, тетку, некроманта или судьбу в целом, я не могла определиться. — Мне даже остаться предлагали.

— И чего?

— Поняла, что не потяну. То есть, потяну, конечно, но… с общаги попрут, стало быть, нужно будет жилье искать. Снять, даже если не комнату, а койку в каком-нибудь клоповнике, уже надо десятку из зарплаты положить. Потом на проезд, на питание, а всего на руки получала тридцатник, редко больше… и дальше-то что?

Я озвучила именно то, что пугало меня, пожалуй, больше всего.

— Допустим… допустим, через лет пять я бы и до су-шефа поднялась бы, но… ресторанчик не сказать, чтобы высокой кухни. Там скорее семейный, а стало быть, как бы я из шкуры ни лезла, все одно высоко подняться не позволят. Поставят шефом кого из родни, благо, там её хватало… в другой идти? То же самое… нет, можно было бы жить мечтой, но…