Однажды ночью в августе - [36]

* * *

Вскоре после рождения племянницы Фотини приехала в Айос-Николаос, чтобы посмотреть на малышку.

Анастасия выглядела измученной, и Фотини взяла малышку на руки, чтобы дать молодой матери небольшую передышку. Ребенок плакал вот уже несколько часов подряд, но на руках у тети чудесным образом успокоился. Анастасия воспользовалась возможностью немного отдохнуть и поднялась в свою комнату, чтобы поспать.

Антонис заметил, что сестра чем-то обеспокоена. В конце концов, приехать без предупреждения вечером выходного дня было не в привычках Фотини.

– Что-то стряслось? – прямо спросил он.

Фотини призналась, что на самом деле приехала навестить Марию, которая жила неподалеку. Николаос уехал на международную конференцию по проказе и собирался вернуться только через несколько недель.

– Ты ни за что не догадаешься, Антонис, что она задумала! – (Антонис не мог представить, чтобы Мария отважилась на что-то нехорошее или неприличное.) – Она спросила меня, не хочу ли я на следующей неделе на денек забрать Софию к себе! – (Подобная просьба не удивила Антониса. Он знал, как София любила играть с детьми Фотини.) – И знаешь зачем? – (Антонис покачал головой.) – Она собирается навестить Андреаса! В тюрьме! – Фотини говорила шепотом, чтобы не разбудить малышку, но та, почувствовав волнение взрослых, проснулась и снова заплакала. Женщина принялась ее укачивать. – Я просто не могу поверить, Антонис! Ведь он убил ее сестру. – Фотини чуть не плакала, и Антонис взял у нее ребенка. – Мне кажется, не нужно этого делать. Я так прямо и сказала Марии: тебе не стоит навещать убийцу своей сестры.

– Согласен, – ответил Антонис. – Но ты ведь не можешь удержать ее от этого?

– Нет. – Фотини покачала головой. – Она его будто бы простила. И я не понимаю, как такое вообще можно простить?!

– Она сказала отцу о том, что собирается сделать?

– Нет, Гиоргос ничего не знает. Иначе она попросила бы его приглядеть за Софией.

– Интересно, каково это – сидеть в тюрьме?.. – задумчиво произнес Антонис.

– Думаю, она мне все расскажет, – сказала Фотини. – Но нетрудно догадаться, что представляет собой тюрьма в Неаполи. Слушай, только обещай мне, что никому не расскажешь…

Антонис кивнул.

– Уверен, для всех будет лучше, если об этом визите узнает как можно меньше людей, – резонно заметил он. – Я никому не скажу. Полагаю, у нее есть свои причины для того, чтобы навестить Андреаса.

На руках у отца малышка вновь успокоилась и перестала плакать.

– Сама невинность, – ласково сказала Фотини, целуя девочку в макушку.

Глава 9

В следующий четверг около десяти утра Мария вместе с Софией приехала в Плаку. Стоял теплый летний день, и маленькой девочке не терпелось поскорее встретиться со своими друзьями – они были ей как братья. Софии было почти пять, Маттео – шесть, а Петросу около трех лет.

Дети сразу же убежали играть, а Фотини успела перекинуться парой слов с Марией, прежде чем та уехала.

Фотини взяла выходной и планировала большую его часть провести на пляже. В тени сосен, спускавшихся прямо к морю, вместе с детьми она мастерила ожерелья из ракушек и собирала самые гладкие и белые камешки, какие только можно было найти. Камешки унесли домой и вечером, после дневного сна, раскрашивали их яркими красками, а на закате пошли купаться. День был расписан чуть ли не по минутам.

Мария же села в автобус до Неаполи. На выезде из деревни она оглянулась в сторону пляжа и заметила на берегу Фотини с ее маленьким выводком. Марии вспомнились беззаботные дни детства, казавшиеся тогда бесконечными. Она представила их с Фотини нехитрые развлечения: вот они пускают блинчики по воде, или плещутся на мелководье, или пытаются поймать рыбу. Димитрис Лимониас нередко составлял им компанию, впрочем, как и Анна с Антонисом. Вдали виднелись очертания Спиналонги, вода искрилась солнечными бликами, а старики в кафенио перемывали косточки молодым. Эти картинки были такими до боли знакомыми… Но сейчас все было иначе. Со времени суда над Андреасом прошло уже два года, но Марии казалось, будто слушания состоялись лишь вчера.

Путь до Неаполи был неблизким – автобус делал остановку в Айос-Николаосе, – и у Марии было достаточно времени, чтобы хорошенько обдумать свои действия. Про тюрьму в Неаполи рассказывали страшные вещи. Ходили слухи о жестокости тамошних охранников, не говоря уже о самих заключенных, и поговаривали, что женщинам небезопасно посещать это место.

Однако в реальности все оказалось гораздо хуже. Трудности начались еще до того, как она вошла в тюремные ворота. Тюрьма находилась за чертой города, и от того места, где Марию высадили из автобуса, ей предстояло пройти около трех километров пешком. Даже издалека тюремные постройки производили жуткое впечатление. Они были обнесены высокой стеной, которая выглядела неприступной, а подойдя ближе, Мария увидела, что по ее верху вилась ржавая колючая проволока. Даже если бы заключенному удалось изнутри взобраться на стену, он бы весь изранился. Поэтому Мария решила, что отсюда никто никогда не пытался бежать.

Вдоль стены ко входу в тюрьму тянулась очередь из женщин всех возрастов. Перед Марией стояло около пятидесяти человек, а за ней вскоре образовался хвост. Женщины были одеты в лохмотья, многие намотали на голову платок, чтобы скрыть лицо. Вид этих женщин напомнил Марии о пребывании на Спиналонге. Некоторые выглядели очень уставшими – должно быть, их утомила долгая и трудная дорога. Все в этой очереди были очень худыми и почти не разговаривали между собой. Мария заметила, что женщина, стоявшая прямо перед ней, кормит ребенка грудью, прикрываясь шалью.