Однажды мы встретились - [22]

— Да что ж с ним, ай съел чего? — накидывая на голову платок и ступая в стоявшие у порога огромные мужские сапоги, спросила моя хозяйка.

— Не сказывал. Кричмя кричит!

— Ну, побегли, что ж! Вы уж извиняйте нас, отдыхайте ложитесь, — повернулась она ко мне.

Я тоже вышел на крыльцо. Со всех сторон сонно лопотал дождь. Мокрая тьма, то сгущаясь, то редея, неровными полосами проходила перед лицом. Где-то в ней сразу же растаяли две торопливо согнутые фигурки. Красновато светились избяные окна: дальние помаргивали, точно из последних сил не желали гаснуть, а еще дальше, в рождественской стороне, небо светлело, белесо вспучиваясь, как бы приподымаясь у горизонта. Там был завод, горели стеклоплавильные печи, у проходной и возле клуба светили фонари.

Вернувшись, я долго лежал на лавке без сна, но так и не дождался хозяйки.

Проснулся я на рассвете. Вышел во двор — небо еще не совсем прояснилось, но было видно, что дождю уже не собраться. В стайке вздыхала корова, певуче цвиркало молоко.

Когда я вернулся в избу, на прибранном столе стояли две кринки, прикрытые ломточками хлеба.

— Доброго утречка, — нараспев сказала хозяйка. — Почивали как?

— Спасибо, спасибо…

— Вот садитесь, подкрепимся на дорожку.

Теперь, при свете, она почему-то обращалась ко мне на «вы».

— Спасибо.

— Я вас вчера совсем заговорила, отдохнуть не дала небось.

— Ну что вы, отлично выспался! Как мальчик-то, кстати?

— Да что ему исделается? Поблевал, да и прошло. Ребятня! Сколь их ни корми, а всякую дрянь в рот тянут.

Помолчали.

— Анастасия Дмитриевна, я вас, знаете, о чем хочу спросить, если можно, конечно?

— Да спросите, отчего ж нельзя.

— А почему вы не уехали тогда? Ну, когда все это с мужем случилось?

— Да уж не уехала, — она вздохнула. — Я, вишь, сперва избу хотела продать, чтоб хоть до места родного доехать. У нас-то кто купит? Дак я все в Рождественно бегала: може, заводские? И в район ездила. И вот, скажи ты, как не пойду — мне Анька Вдовина навстречу, с дочкою. А дочка ённая от Пашки моего, и до чего похожая! Ну, Пашка маленький и Пашка. И, скажи, пожалуйста, пока он был живой, дак я ж той Аньке окна бить бегала, срамила принародно, видеть рожу ённую не могла. А тут как посмотрю на Верку, так потом всю ночку реву. Даже ни на Аньку зла нет, ни на него. Ну, думаю, пожалел он ее, так ведь она ж такая, как и я, от всякой сласти бабьей отодвинутая. Сама-то ты, думаю, мало ль кого жалела? И куда, опять же, тебе ехать, чего по свету мыкать? Тут как-никак кровиночка родная — вот она, Верка. Может, на что-нито, а пригодишься. Отца нет, пусть хоть при двух мамках растет. Ну и вырешила: притулюсь тут.

— Так и остались?

— Оно, может, и не осталась бы. Я ж думать-то думала, а сама все избу продавать бегала. Думать-то что, думать легко, а как ты к им подойдешь, что скажешь? Да ту, вишь, Анька сама до меня прибегла: фершал, кричит, пьяный, а Верка помирает, синяя вся. Та и впрямь помирала: и простыла, горло в ей нарывало, душило. Я ее выходила, травками отпоила, а уж от ручек детских горяченьких куда ж бабе деваться, к чему бегчи? Осталась. Анька — та меня не любит, да и не за что ей, а Верка и посейчас письма шлет, на каникулы приезжает. Она у нас девка баская, грамотная, в самой Москве учится. Тую зиму я ей каждый раз, как приеду клюкву продавать — так десятку-две подброшу, да… А теперь-то при совхозе — че? Теперь и больше можно. В Москве — там денежка пташкой летит.

Все это она мне досказывала уже по дороге. У развилки остановились.

— Вам туда? А мне на телятник бегчи. Прощайте, спасибо вам за беседу.

— Вам спасибо.

И опять я двинул по бригадам, где вроде бы видел все то же, что и вчера, только зерносушилка работала. День выдался жаркий, парило. Но дышалось и шагалось неожиданно легко, весело.

У Рождественно нагнал меня директор Козлов, ехавший в одноконной легкой бричке-кошевочке.

— Как ночевали? — спросил.

— Спасибо. Хозяйка у вас замечательная!

— Тося-то? Ну, еще бы! Она меня вот так выручила! — он чиркнул по шее ногтем большого пальца. — Четвертый день телят обихаживает, а вполне отказаться могла — инвалидка все ж таки. Да ей и не приказывал никто. А? Как вам это? Я говорю: наряд выпишем, заплатим, а она: «За что ж платить? Я ж оттого, как ревут жалостно…» А?

Я ни о чем не спрашивал его. Неизвестно, когда и как, но было уже решено, что фельетона не будет, как-нибудь отобьюсь. И думать мне теперь хотелось совсем, совсем о другом.

ОСТРОВ УХОДОВО

1

На этом острове я был всего один раз — неприютно-ранней весной шестьдесят какого-то года, вместе с Улановым, редактором нашей районки. Делать на острове было нам, в сущности, нечего, но на балансе редакции числилась моторная лодка, и шеф время от времени устраивал такие поездки, дабы никто не мог сказать, что она нужна лишь для его рыбалки. А поскольку из любых, даже самых неблагоприятных для себя обстоятельств он, по собственному его выражению, любил «доить двойной жир», то в последний момент с нами оказалась еще и Галя, молоденькая практикантка из университета. Меня это не удивило, но слегка, как говорится, заело.

Все это, впрочем, к делу не относится, рассказ пойдет совсем о другом.